Шестьсот девяносто пятая ночь
Когда же настала шестьсот девяносто пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка говорила Хусейну-аль-Хади: «И когда мой возлюбленный увидел, что мы играем с невольницей Сирана, как я тебе рассказывала, он вышел от меня, разгневанный, и вот уже три года, о старец, как я прошу у него прощения и подлаживаюсь к нему и стараюсь его смягчить, но он не дарит меня втором, не пишет мне ни одной буквы, и не передаёт мне ничего с посланным, и не хочет слышать от меня даже малого». – «О девушка, – спросил я её, – он из арабов или из персов?» – «Горе тебе, – воскликнула девушка, – он из числа вельмож Басры». – «А он – старик или юноша?» – спросил я, и девушка посмотрела на меня искоса и сказала: «Поистине ты дурак! Он точно месяц в ночь полнолуния, гладкий и без бороды, и ничто его не порочит, кроме неприязни ко мне». – «Как его имя?» – спросил я. «А что ты будешь с ним делать?» – молвила девушка. И я сказал: «Постараюсь встретиться с твоим возлюбленным, чтобы добиться между вами сближения». – «С условием, что ты отнесёшь ему записку», – сказала девушка. «Я не прочь это сделать», – ответил я. И девушка сказала: «Его имя – Дамра ибн аль-Мугира, а прозвище Абу-с-Саха, а дворец его на Мирбаде». И она крикнула тем, кто был в доме: «Подайте чернильницу и бумагу!» И, засучив рукава, обнажила руки, подобные серебряным ожерельям, и написала после имени Аллаха: «О господин мой, пропуск молитвы в начале моего письма возвещает о моем бессилии, и знай, что, будь моя молитва принята, ты бы со мной не расстался, – ведь я часто молилась, чтобы ты не расстался со мной, а ты со мной расстался. И если бы усердие не перешло пределов бессилия, было бы то, что взяла на себя твоя служанка при писании этого письма, ей помощью, хоть она и потеряла надежду на тебя, так как знает, что ты пренебрежёшь ответом. И самое далёкое её желание, о господин, – один взгляд на тебя, когда ты проходишь к дому по улице, этот взгляд оживит умершую душу. А ещё дороже для неё, если ты начертаешь своей рукой (да одарит её Аллах всеми достоинствами!) записку и сделаешь её заменой тем уединениям, что были у нас в минувшие ночи, которые ты помнишь. О господин мой, разве я не люблю тебя и не изнурена? Если ты согласишься на эту просьбу, я буду тебе благодарна, хвала Аллаху, и конец».
Я взял письмо и вышел, а наутро я отправился к воротам Мухаммеда ибн Сулеймана и нашёл его приёмную залу наполненной вельможами. И я увидел там юношу, который украшал собрание и превосходил всех там бывших красотою и блеском, и эмир возвысил его над собравшимися. И я спросил про него, и оказалось, что это Дамра ибн аль-Мугира, и тогда я сказал себе: «По правде, постигло бедняжку то, что её постигло!»
