«Как же больно… Ну почему же он умер? Ведь и не старый был, и не болел… А впрочем, сейчас нет смысла об этом думать. Его больше нет, и никогда не будет. Никто больше не разбудит меня среди ночи, просясь погулять; не встретит, виляя хвостом и прыгая, с работы; не будет лукаво смотреть на меня и ожидать чего-нибудь вкусненького, когда я готовлю кушать; не принесёт мячик и отдав, не залает, как бы прося снова его бросить и продолжить игру… Ничего этого не будет… Много чего вообще больше никогда не будет» — снова навернулись слёзы, и позволив себе всхлипнуть один раз, чтобы хоть немного облегчить душевную боль, я сжала кулаки, пытаясь успокоиться. Сердце в груди щемило всё сильнее, и глубоко вздохнув, я попыталась размеренно дышать.
«Боже, что же делать теперь? Как всё это перенести? Сначала уход Сергея, потом любимого пса… Мне скоро тридцать, а жизнь уже кажется законченной и в ней не будет ни одного светлого момента. Да и кому я нужна…».
Открыв глаза, я бросила взгляд в зеркало, висящее на стене, а потом поднялась и подошла к нему, рассматривая себя. Красные, опухшие от слёз веки делали и так не особо симпатичное лицо отталкивающим, а голубые глаза были мутными от невыплаканных слёз. «А вообще странно… Хм, почему я никогда не обращала на это внимания? Да, мне тридцать, но я точно не выгляжу на свой возраст. Морщин совсем нет и кожа, как в юности, гладкая и чистая. Вот только волосы…» — я поморщилась, потому что волосы не то чтобы выдавали мой возраст, а даже прибавляли его.
В пепельно-серых волосах седины уже виднелось столько, сколько у женщин лет сорока пяти — пятидесяти, и самое отвратительное, что закрасить её не получалось. Первая седина появилась сразу после попытки самоубийства, и с каждым годом прибавлялось всё больше, а краска для волос не помогала. Точнее, краситься волосы мне нельзя было. Какой бы фирмы краску я не купила, и какого бы цвета, как только я наносила её, кожу головы начинало так печь, что я моментально бежала всё смывать, боясь остаться вообще без волос. И вот теперь седина уже начала проступать прядями, а не отдельными волосками. «Наверное, ещё лет пять, и я поседею полностью… И буду выглядеть сухонькой старушкой с молодым лицом… А впрочем, какая разница, как я буду выглядеть. Не хочу больше ничего. Хватило и одного мужчины в жизни. Сергей своей второй жизнью так нагадил в душу, что я вряд ли захочу ещё раз пройти через второй замужество. Да и не хочу взвалить кому-нибудь на плечи свои проблемы. Никто не вынесет моих постоянных болезней… Буду жить с Маврикием Петровичем… пока он не умрёт» — сердце снова болезненно кольнуло внутри, потому что и кот однажды должен был умереть, а значит, придётся снова переносить эту боль. «Ох, нет, нельзя сейчас об этом думать!» — скомандовала я себе и, отвернувшись от зеркала, осмотрела комнату в поисках своего любимого рыжего комка.
