Шаромыжники | страница 4
— Стой, бродяга, попался…
Здоровенная казацкая рука схватила за шиворот, — как копну сена на вилах подняла. Задрыгал Колька ногами и руками, словно котенок, которого за шиворот схватили.
Казаки окружили. Ванька и Мишка удрали. У одного казака усы, как у таракана, ходят…
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
— Чей ты?
— Тятькин.
— Это мы знаем. А хвамиля как?
— Пытают, думал Колька. Если скажу — тятьке плохо будет, — уволят с приисков.
— Чей ты, говори?
Молчит Колька, как воды набрал. Так и не сказал фамилии. А казаки злятся. Желоб раскололи, разворочали все и повели Кольку между лошадей. Старый казак, с красными лампасами на синих штанах, плеткой ударил, лопнула Колькина рубаха, — как паутина расползлась. Ойкнул Колька и заорал, как змеей ужаленный.
— Вот тебе, коли хвамилю не говоришь, все равно узнаем, — хуже будет.
И так худо Кольке, кровь красным бантиком на спине выступила. Мухтарка дыбит шерсть и плетется сзади, так же как мать за арестованным сыном. По узенькой тропке двигались. Впереди — мостик над речкой Смородинкой. Синяя речка, облака в ней белые купаются, кустами обросла смородиновыми. Быстро бежит с гор, пенится под кустами.
— Прыгнуть, — подумал Колька.
И только зашли на мост, Колька бросился под ноги лошадям и бухнулся в воду.
Ожгло холодной водой, понесло по течению. Рубаха пузырем вздулась у ворота.
— Держи, держи-и!
Казаки начали стрелять. Пули чокаются об воду. Столпились казаки на мосту, а Колька плывет и плывет, — вот уже совсем уплыл, не видно их. Ухватился за куст и вылез на берег. Отряхнулся как гусь, растопырив руки. Глянул на другой берег, а там Мухтарка скулит. Жалко стало собаку бросать. Нырнул опять и переплыл к ней.
— Мухтарушка, милый, видишь, какие люди… Золота жалко, в земле, ведь, оно, — ничье…
— Земля то для них, видно, дадена, а нам помирай, да не тронь. Умирать, видно, тятьке!
Круглыми, как смородинки, глазами заглядывал Мухтарка в Колькины глаза, хвостом пошевеливал. Рана Колькина размокла и заныла. Снял рубаху, выжал и повесил на куст. Присел на мох и задумался. И белые облака над лесом задумались. Забоялся показываться на прииск — узнают; допытается мать, отчего рубаха рваная и рубец на спине, беспокоиться будет… А тятьке один конец — помирать!
На прииск Колька вернулся усталый, голодный, двое суток пролежал в лесу.
У казармы встретился со своим забойщиком. Лохматый такой, здоровый. Сапоги глиняные на нем и нос, как малина переспелая.
— Ты где был, сволочь, а? Меня без работника оставил. День у меня пропал без загонщика, другого искать надо было.