Материальная часть — это только пятьдесят процентов возможной победы, другие пятьдесят процентов падают на духовную крепость и силу борющихся, на тот внутренний подъем, который бросает в огонь воинов. Какова эта сторона в польском войске?
В штаб приводят пленного легионера, начинается допрос.
— Чем занимался до призыва?
— Батрак, у пана в имении работал.
— Земля есть?
— Нима.
— Семья есть?
— Е.
— Сколько получал в день?
— Четыре марки.
— Сколько стоит фунт хлеба?
— Четыре марки.
— Чем же семью кормишь?
— Панечку дае трошки хлеба.
— Безвозвратно? В пособие?
— Ни, буду отрабатывать после войны.
— За что же ты воюешь?
— За отчизну.
— Да эта отчизна только дерет с тебя.
— Панечку обещал дать трошки земли, как война кончится, и лошадь.
Он стоял, тяжело потупившись, ожидая, что сейчас поведут на расстрел. И был страшно изумлен, когда повели не на расстрел, а в питательный пункт, накормили, напоили.
Вводят второго легионера.
— Кто по национальности?
— Еврей.
— Чем занимался?
— Слесарь из варшавского железнодорожного депо.
— За что воюешь?
— За отчизну.
Допрашивающий товарищ даже подскочил.
— Рабочий и еврей, над которым паны не переставали изощряться в издевательствах, идет класть голову за эту подлую панскую отчизну!..
Легионера передернуло: сейчас на расстрел.
Товарищ успокоил.
— Не бойтесь, худого вам ничего здесь не будет сделано. Мы — ваши друзья. Только не укладывается в голове, что вы, именно вы, идете драться за панскую отчизну.
— Большевики — разрушители, они все грабят, убивают, мучают, камня на камне от них не останется.
— Да откуда вы это знаете?
— Вся Варшава полна этим.
И опять был поражен, что повели не на расстрел, а накормить.
Панская армия будет наголову разбита.
Есть ли к тому основания?
Есть.
Знойное небо, чудесное расплавленное солнце, от которого давно у всех загорели лица; ласковый горячий ветерок струится все в одну сторону, раскачивая березы; а под ними на песке судорожно играют живые тени и трепетные золотистые пятна. Пахнет до одури насыщенным смолистым запахом, голова кружится. Чайку бы попить в этой благодати да с книгой завалиться вон в той сосновой роще.
А вместо этого головы всех подняты вверх, и глаза напряженно следят. В голубой высоте то сверкнет, как длинная спица, то погаснет, и снова знойная голубизна, и опять сверкнет.
— Каждый день бомбы кидает. Летает вот рукой подать, за лес крыльями цепляется, а ничего не поделаешь: пулеметы не берут, снизу блиндированы, а пропеллер — туда не попасть.
