Опять пришла ночь, сверху зажглись звезды, кругом стала темь. Никита с Сергеем положили возле себя винтовки и прилегли. Сначала сквозь кустарник мелькали огоньки деревни, потом потухли. Стояла ненарушимая тишина, такая спокойная, мирная, будто кругом родные поля, родная темная ночка.
И Никита, лежа на спине, заложив руки под голову, медленно рассказывал, глядя на звезды:
— Ну хорошо, я и говорю: «Марья, побойся бога, али ты белены объелась?» А она хвать горшок, али кочергу, али ведро, ды в меня! Дым коромыслом!
— Ну! Я такую-то вожжами.
— Учил, слов нет, — как чугун, бывало, ходит, а сама опять за свое. Склока была непроходимая.
— Я — вожжами.
— А как объявили войну, что сделалось с ней: пала в ноги, слезами сапоги мыла, вот, братец. Я будто впервой ее увидал.
Никита долго и мерно рассказывает, а Серега слушает, тоже лежа на спине и глядя в звездное небо.
Когда рассвело, оба приятеля решили осмотреть все места вокруг деревни.
— Надо поесть, — сказал Никита, доставая провиант из мешка.
Деревня легонько задымилась по-утреннему.
— Сало доброе, — сказал Серега, уминая хлеб с салом, — дух от него добрый.
Хрустнули веточки. Солдаты замерли: сквозь кустарник на них смотрели четыре горячечно блестевших глаза. Серега схватился за винтовку.
— Не трожь, — спокойно сказал Никита, — ну, вылазьте.
Из-за кустов, шатаясь, поднялись двое: один — безусый, а другой — с рыжими обвисшими усами. У обоих были бледно-зеленые лица и провалившиеся глаза, которые они не спускали с хлеба.
Никита спокойно отломил по большому куску, положил сало и подал немцам. Те жадно, давясь, стали рвать зубами.
Когда съели, Никита вскинул винтовку и сказал, махнув рукой:
— Ну, айда!
Немцы понуро поплелись вперед, а солдаты пошли сзади, тихо разговаривая про домашность.
На этапе ахнули, когда увидели, что ведут беглецов.
Комендант позвал, расспросил, сказал: «Молодцы!» — и подарил по целковому.
— Рады стараться, ваше благородие!
Казаки ругались:
— Лошадей замылили ни к чему, полтора суток скакали по лесам да по балкам, а они, дьяволы, завалились где-нибудь спать, а потом привели. Выпадет же счастье дуракам!
— Дураки по лесам скакали. А мы их, немцев, на приманку, на сало вызволили: как почуяли сальный дух, так и выползли на карячках и за куском шли до самого до этапа.
А этап жил своей обычной жизнью — подходила новая партия.
