И оттого так быстро очищается всякий гнойник, затягивается всякая рана.
Вот я сижу в комнате политического комиссара и всматриваюсь в тысячи дел, которые обрушиваются сюда, вслушиваюсь в торопливый говор сотен людей, из которых каждый несет свое неотступное.
Прежде в Москве издали мне казалось, что комиссары несут только одну работу — контролируют командный состав.
Ничуть.
Они несут колоссальную повседневную работу, на которой держится вся жизнь армии, ежеминутно, тут же на месте, не канцелярски, не бумагой, а живым распоряжением решая самые разнообразные дела.
Великолепный волжский мост от Симбирска рухнул последним пролетом на левом берегу. Уже когда Симбирск был взят и белые отброшены от Волги, небольшая банда их пробралась и взорвала пролет — губы-то мы умеем распускать.
Инженер долго возился, тянул, а когда дальше тянуть с восстановлением моста стало нельзя, темной ночкой бежал. Отдан приказ об аресте: поймают — расстреляют.
Поручили другому. У этого дело пошло скоро, на днях мост будет готов. Но идут бои, нужны переброски сию же минуту; по Волге идет сало, нельзя перевозить пароходами, нужен временный настил на мосту.
И уже комиссар — инженер; уже он втянулся в механизм мостовых построек, он все время напряженно учится в деле. И инженер говорит:
— Хорошо. Как только понадобится, позвоните по телефону, через три часа настил будет готов.
Он знает, что говорит: или настил будет готов, или надо будет бежать.
Но комиссар не только инженер, он — седельник, когда приходят кавалеристы и начинают толковать о седлах; он — санитар и врач, когда решаются вопросы об устройстве раненых; он — специалист всюду, где требует дело.
И это не с кондачка, не с налету, он напряженно учится все время в деле, а если не одолеет, зовет специалиста. Но не спихивает ему на руки дело, нет, он видит в нем только эксперта, он высосет из него все, что нужно.
Санитарное дело, нужно сознаться, поставлено плохо — ни санитарных поездов, ни оборудования, ни врачей.
Кстати, куда же подевались великолепные поезда земского и городского союзов?
Их с аптеками, с операционными, с сестрами милосердия, с врачами отправляли за... хлебом. Хлеб возили в санитарных поездах. Теперь раненых возить не в чем.
С великими усилиями оборудовали в Симбирске госпитали. Но стояло затишье, и все это оборудование, руководствуясь совершенно неправильной системой, забрали на другие фронты. Симбирск остался голый.
И вдруг грянули бои, жестокие бои. Разом прислали с фронта, и — это было огромным упущением — не предупредив, четыреста раненых.
