Полтора суток провел Знаменский в больнице, и четыре раза при нем волосок истончался до паутинки. Врачи изъяснялись похоронным шепотом. Медицинские сестры передвигались на цыпочках, спрашивали в дверях: «Еще дышит?», «Еще жив?». И это «еще» вползало в уши угрожающим змеиным шипом.
Скопин достал Пал Палыча междугородным телефонным звонком, обстоятельно расспросил, выяснил, что дефицитных лекарств не требуется, что Томин под капельницей без сознания, а Знаменский просто мучается у его одра или в коридоре.
— В таком случае попрошу вас вернуться, у меня запасных игроков нет.
— Я жду, что приедет мать, Вадим Александрович!
— Матери даже не сообщили.
— Почему?!
— Гриппует. Ее все равно не допустят к раненому. Но Кибрит обещали короткий отпуск за свой счет. И родственники в Киеве извещены. Жду вас.
Пал Палыч стиснул зубы и пошел к Томину прощаться.
— Саша, держись! — заклинательно произнес он над землистым лицом. — Не сдавайся. Ты никогда не сдавался. Скоро Зиночка приедет. Ты всем нужен. Ты на этом свете очень нужен!
Тут подняла голову женщина в белом халате и шапочке, сидевшая возле кровати… и Пал Палыч узнал Багрову. Только сейчас он сообразил, что она постоянно находилась здесь и держала Томина за руку. Знаменский принимал ее за сестру, которая следит за пульсом, хотя мог бы догадаться, что этой цели служат точные медицинские приборы, установленные и в ногах и в изголовье.
— Здравствуйте, — тихонько проронила Багрова.
— Здравствуйте, — так же ответил Пал Палыч, как-то сразу все про нее поняв. — Совсем не отходите?
Она застенчиво улыбнулась.
— Говорят, ему без меня хуже.
— Просто держите за руку?
— Нет… я с ним разговариваю. Иногда шепчу на ухо. Стихи читаю… По-моему, он любит сказки — судя по кардиограмме…
— Считаете, слышит? Без сознания?
— Есть еще подсознание. Вы ведь тоже ему говорили…
— Он выживет! — пообещал ей Пал Палыч.
— Ну конечно! — твердо обнадежила она Знаменского.
И тот уехал с отрадным ощущением, что не бросает друга одного…
Теперь Томин долечивался в госпитале, и тут бразды правления забрала Тамара Георгиевна. Задним числом потрясенная случившимся, она готова была бы хоть год держать сына в госпитальных стенах и преувеличивала болезненность его состояния. Томин, естественно, рвался на волю. И на работу.
Врачи занимали среднюю позицию, и пациенту предписывалось дважды в день отдыхать в постели, ходить неторопливо и не волноваться.
Перед визитом друзей он как раз «отдыхал», а Тамара Георгиевна читала ему письмо:
