Свидетель | страница 4



— Но чтобы ударил, значит, не видели? — спросил лейтенант.

— Не могла же я ждать! Я побежала за вами!

— Тэ-ак… Граждане, кто был свидетелем происшествия?

Люди переглядывались, доносились отрывочные реплики: «Я уже на свисток подошел…», «К сожалению, ничем не могу…», «Услыхал, девушка кричит… А что к чему — не присутствовал».

Врач убрал стетоскоп.

— Думаю, сотрясение мозга. Я уже попросил вызвать «скорую».

— Спасибо, доктор. Гражданин Платонов, почему вы пытались скрыться?

— Я?! — засмеялся Платонов. — Наоборот, девочка от меня скрылась. Тогда я пошел своей дорогой… Не за что меня брать, начальник. Можно паспорт… обратно?

— Не отдавайте ему, не отдавайте! — взмолилась Рита.

— Конечно, если сомневаетесь, запишите фамилию и прочее. Только ведь свидетелей против меня нет.

— Но как же так?! Как же так?.. — Девушка осмотрела окружающих полными слез глазами, остановилась на интеллигентном наблюдателе.

Точно против воли он сделал шаг вперед к Платонову:

— Врешь. Ты его ударил. Назвал дохляком и ударил.

2

Так завелось это дело, фабулой своей похожее на сотни других. Но ему сопутствовали два особых обстоятельства, первое из которых переместило ординарную папочку на Петровку.

Заключалось оно в том, что арестованный Платонов оказался рабочим кладбищенской мастерской. На следователя и начальника райотдела милиции начали массированно давить. Их осаждали вдовы — заказчицы престижных памятников; вдовы, дети и даже внуки — владельцы памятников, стоявших рядом (из солидарности); самые неожиданные высокопоставленные или тайновластные лица; наконец, кладбищенское руководство, разъезжавшее на сияющих «Волгах».

Когда начальнику райотдела пригрозили учинить разгром на могилах его стариков (на том же кладбище похороненных), он впал в малодушие. И дело, вероятно, закрыли бы «за малозначительностью» или еще с какой благовидной формулировкой, но из больницы сообщили об ухудшении состояния потерпевшего. Теперь статья обвинения звучала сурово: «тяжкие телесные повреждения».

И начальник райотдела упросил Скопина принять дело в свое производство, а перед защитниками Платонова притворно разводил руками: дескать, рад бы, да начальство вдруг забрало в приказном порядке.

Вторым — менее необычным, правда, — обстоятельством была неуверенность в единственном свидетеле по фамилии Власов.

Вообще подкуп или угрозы, а то и слезные просьбы родственников нередко заставляют людей менять показания в пользу обвиняемых. Нечего и говорить, какая это язва для правосудия. Но Власов, по осторожному отзыву районного следователя, повел себя «немножко чудно» с самого начала, еще до всей вакханалии вокруг Платонова.