Как мы горели, зеленое пламя сдирало нашу плоть и превращало наше железо в обгорелое вещество…
Первым умер Кроэн, знаменосец нашей роты. Затем Лэок, Гаррик, Мэй'дег… пока не остались только я, Сомбрак и горстка других. Нашему флангу нанесли серьезный урон, и мы бы, вне всяких сомнений, тоже погибли, если бы не облаченные в синий и белый берсеркеры, нагрянувшие сверху.
Мы сражались вместе с ними, но только в роли поддержки. Подразумевалось, что это будет наша общая победа. Пожиратели Миров хвалили нас за мужество. Я стоял подле Варкена Рата, легионера исключительного мастерства, лично поблагодарившего меня за мои усилия. Сомбрак и остальные наши выжившие железородные также получили подобных братьев меча.
Увы, в глазах нашего отца это выглядело совсем по-другому. С тех пор я и ношу прорывной щит.
Я часто размышлял о жестокости этого, и о том, как битва за Голтию в своих безрассудстве и свирепости отражает таковую на борту «Ретиария».
На краю ямы нас поджидали Пожиратели Миров. В отличие от побежденных нами в лабиринте, броня этих воинов больше походила на облачение гладиаторов.
Я знал их. Я видел, как они выходят из обгоревших металлических слёз своих капсул глубинного десантирования, через рассеивающийся фосфексовый туман, забравший больше половины моей роты, прежде чем напали чужеродные кетиды.
Свирепые даже тогда, Неистовые теперь сильно изменились.
Они не носили шлемы, открыто демонстрируя свои лицевые татуировки. Цепи и толстые вуали из железных колечек подчеркивали их белую с синим силовую броню, шипы переплелись между звеньями, являясь предвестником будущей, более темной стороны. С головы до ног их покрывала кровь, запекшаяся и затвердевшая на боевой броне из-за невероятного жара инжинариума «Ретиария». Мне не нужны были доказательства, я знал это своим нутром — кровь была медузийской, выжатой из измученных тел наших братьев в яме.
Один Неистовый выделялся среди остальных. Вначале я подумал, что он кивнул в сторону всех нас. И лишь затем понял, что на самом деле воин указывал только на меня.
— Галлик… — В гулком помещении его голос гремел, отражаясь от ямы и устилавших её стены разбитых прорывных щитов. — Вот мы и встретились. — Он казался почти что радушным, приветственным.
В какой-то степени он и был таковым. Или же, скорее, вызывающим.
Это был Рат. Вне всяких сомнений. Мой бывший товарищ по оружию. Это было простым определением генетически улучшенного орудия войны, которым он вовсе не являлся. Рат был образцовым фехтовальщиком и сжимал в каждой руке по клинку, словно в доказательство этого. Мне оно было ни к чему. Этими клинками он потрошил кетидов как свиней. Они назывались фалаксами. По крайней мере, так сказал мне Рат.
