Между тем предстоящие приметили перемену в его лице и гнев. В самом деле Государь, вдруг оборотившись к монаху, с негодованием сказал ему: «Дурак! Что я приказал тебе сделать с этой книгою?» «Перевести ее», – отвечал монах. «Разве так переводят?» – вскричал государь, указывая на параграф о России, в котором переводчик совсем выпустил суровое и колкое место о свойстве российской нации, равно как и в других местах переменил неприятные для Российского народа выражения.[116] «Тотчас поди, – сказал Государь с гневом, отдав ему неверный его перевод, – и сделай, что я тебе приказал, и переведи книгу точно так, как автор ее написал».
И так сия книга переведена была с точностью, а потом напечатана в 4 долю листа и поднесена государю иеромонахом и префектом Гавриилом в 1723 году при возвращении его из Персидского похода.
При семь случае Государь объяснялся, что он, желал видеть сей параграф напечатанным на Русском языке не в поругание своим подданным, но для исправления их и для показания им, как прежде иностранцы о них думали, и дабы они мало-помалу узнавали, каковы они прежде были, и каковы после стали его старанием.[117]
102. Глубокая печаль Петра Великого о кончине сына своего царевича Петра Петровича
Столь неописуема была радость Петра Великого о рождении первого его сына Петра Петровича, которой произошел от второй его супруги Екатерины Алексеевны в 1714 году, столь безутешна была его печаль при кончине его, последовавшей на втором году его возраста.
Нежный родитель сего желанного царевича, лишившись его, в такую вдался печаль, что не только проливал токи слез, но и впал в род унылости, которая, может быть, причинила бы худыя следствия, ежели ьб их не предупредило нежное попечение его супруги и благоразумие, соединенное с отважностью одного патриотического сенатора, князя Долгорукова.
Царь, печалясь о сем приключении, заперся в своем кабинете и трое суток никого к себе не впускал, даже и любезную свою супругу. Он лежал на своей постели, не употребляя ни пищи, ни пития, так же ничего из важнейших дел тогда ему не было предлагаемо. Течение государственных дел вдруг остановилось, запросы его министров и генералов оставались без ответа и решения, неукоснительные военные дела без решительности; ни Сенат, ни Адмиралитет, ниже Военная коллегия не знали, что предпринимать, а при дворе обитала смутная тишина, сопровождаемая страхом и ужасом. Но никому столько не было чувствительно, как нежной царице Екатерине, которая, кроме бремени крайнейшей печали о лишении столь усильно желанного князя, долженствовала так же сносить тягостную скорбь о дражайшем своем супруге и почти опасаться невозвратимой потери оного; ибо царь и ей самой не ответствовал из своего затворенного кабинета, как бы она ни стучалась и его ни звала. И так нежная сия супруга почти вся истощилась от слез и прискорбия и едва с печали всей бодрости не лишилась. Наконец нужда и разум подали ей средство дойти к своему супругу. Она в ночи послала за сенатором Долгоруковым, о смелости коего и доверенности, которую к нему царь имел, была частыми опытами уверена. Она представила ему ту ужасную опасность, которая ей и целому государству чрез таковое супруга её состояние угрожала, и слезно его просила выдумать скорейшее средство к вызыванию царя из его кабинета, а тем самым ко спасению государства от очевидной опасности.
