Тейнер снова налил в лафитник водки и, отпив из него глоток, стал рассказывать:
- Я давно готовился стать переводчиком. Переводчик - это великая профессия. Эта профессия - катализатор взаимного успеха и обогащения всех профессий и всех народов. Мой отец еще в начале этого века понял, что русский язык будет кормить его сына в Америке. Отец не ошибся. Я кормлю теперь не только себя, но и его великим русским языком. И достаточно хорошо кормлю. Достоевский умер не очень богатым человеком, но мне он оставил хорошее наследство. И некоторые ваши советские писатели - не буду делать из этого тайны - тоже хорошо помогают мне прилично содержать мою большую семью.
Отпив из лафитника еще, как будто в нем был чай, а не водка, Тейнер продолжил:
- Конечно, знать язык глазами - это мало. Я хотел узнать его ушами. И мне это удалось. Я четвертый раз приезжаю в Россию. Первый раз я приехал сюда со вторым фронтом. Это была не Россия, а Германия. Но солдаты были русскими. Я очень много времени прожил среди русских солдат на Эльбе. Это был мой первый класс изучения языка ушами. Потом я работал корреспондентом в Москве. Но недолго. Меня отозвали за то, что я видел не то, что хотелось видеть тем, кто начинал "холодную войну"... Сейчас я сделаю последние два глотка, и все будет ясно. Потому что мне осталось сказать не более ста слов.
Тейнер снова обратился к лафитнику и снова стал говорить:
- Потом я был интуристом. Это был третий класс моего обучения. Я уже умел строить фразы так, что меня почти не поправляли русские. А сегодня я учусь в четвертом классе. Какую вы мне можете поставить отметку, Елена Сергеевна?
- Пятерку, мистер Тейнер. Пятерку с большим плюсом, - любезно и непринужденно ответила Бахрушина.
- Нет, нет, это слишком гостеприимная отметка. Когда я прослушиваю свой русский язык через магнитофон, в нем еще очень много посторонних шумов... - Затем он обратился к Бахрушину: - Теперь я, надеюсь, имею право применить свой рот по другому назначению?
Тейнер понравился Бахрушину и его жене. Но, может быть, по его высказываниям им не следует делать поспешных выводов о нем. И все же пока американский корреспондент выглядит сверх ожидания весьма приятным человеком.
Чтобы в доме не было жарко, пельмени варила соседка в своей печи.
С появлением пельменей Трофим опять чуть не прослезился:
- Боже ж ты мой, боже ж ты мой... Значит, все-таки ждал ты меня, Петрован, окаянного... Я ведь их во сне только видел в Америке. Ну, скажи, в ребячьи годы возвернулся... Боже ж ты мой!
