– Что? – спросил я, ничего не слыша. Видимо, шлем мешал.
– «Беспилотник» где-то. Слышать – слышу, а увидеть не могу.
– Он над нашей территорией?
– Если я его не вижу, как я могу сказать? Думаю, над нашей. Нас с тобой рассматривает.
Я мысленно обратился к шлему. И тут же услышал над головой свист. Шлем в этот раз не помешал. Мой скутер разрезал воздух на высокой скорости, и устремился ввысь.
– Что это? – спросил Светлаков.
– Веди нас, «Сусанин». Скутер посадит чужой «беспилотник» тебе в руки. Если это «беспилотник»-разведчик. А если это боевой «беспилотник»-штурмовик, то скутер его уничтожит.
– Расстреляет? У него же вооружения не видно.
– Ему не нужно вооружение. Он сделает с ним, что захочет. Вернее, что я захочу. Моим мнением поинтересуется. Может кочергой загнуть, может сплющить, как прессом. Этого хватит, чтобы вооружение сдетонировало. А ты веди, капитан, веди, у меня времени мало.
Светлаков, довольно хмыкнув, пошел дальше, но уже не на прежней скорости. То ли раздумья мешали, то ли сам проход между скалами был таким извилистым, что не позволял идти быстро. Более того, в нескольких местах проход нырял под монолитные камни, и тогда нам приходилось наклоняться, проходя под ними.
– Проход солдаты рыли? – спросил я у спины капитана, стянутой широкими резиновыми креплениями «разгрузки».
– Да. По приказу полковника Сорабакина. Тогда еще майора Сорабакина. Рыли ночью, скрытно. Сорабакин начинал свою службу здесь с начальника пятой заставы. Сейчас это его любимое детище. Не знаю только, к добру такое положение или ко злу. Любимым детям, известное среди людей дело, всегда уделяют больше внимания, но с них и спрашивают намного строже, потому что на них обычно надеются. А полковник Сорабакин бывает люто строг, если встретит какой-то непорядок.
– Почти, как наш комбат. У того если табуретка из общего ряда на пять миллиметров выступает, поголовно все в казарме разгильдяи, которых следует воспитывать и воспитывать. Даже если с комбатом начальник штаба батальона приходит, начальник штаба – тоже разгильдяй, потому что плохо за порядком в батальоне следит.
– Вот-вот, – согласился Светлаков, остановился, и посмотрел на меня впервые по-человечески. – То же самое и у нас. И тоже любит, в основном, на табуретки в казарме смотреть. Значит, и у вас, как у людей.
– Мы ж, как и вы, не ктархи, – честно сознался я, не желая себя даже представить в образе паука, даже самого симпатичного, если такое вообще возможно.
