Эволюция татарского романа | страница 56
Прежде всего не осуществляется желание шакирда получить в медресе более основательные знания, поскольку устаревшее медресе, в котором учится, не может их ему дать. После этого он решает повышать знания самостоятельно и начинает изучать светские предметы. Затем автор следующим образом оценивает степень его «я» – уровень полученных им самостоятельно знаний: «Сейчас я знаю немного по-русски, немного по-турецки, немного по-арабски, по-персидски, немного свой татарский язык, эти языки могу понимать с помощью словаря и затем читать книги. К тому же немного знаю по истории, о каких-то растениях, животных, знаю немного о воспитании, обучении детей, работе в школе, о религии и убеждениях, немного о толкованиях хадисов, немного о праве и философии, короче говоря, обо всем понемногу. Знаю обо всем поверхностно, но ничего основательно. И что я могу делать с этими знаниями?» (С. 131).
Напоминая о низком уровне образования не только этого шакирда, но и у многих других, автор в большей мере объясняет это состоянием дела в области просвещения. Надо сказать, что с общим состоянием просвещения, судьбоносно важного для нации, Г. Исхаки интересовался на протяжении всего своего творчества. К примеру, в своем, носящем программный характер, произведении «Ике йөз елдан соң инкыйраз» («Исчезновение черед двести лет») одной из причин, ведущих татар к исчезновению, он называет тяжелое положение системы образования в то время и так его оценивает: «Второе, что препятствует прогрессу, это отсутствие медресе и мектебов, и то, что в имеющихся преподается всякого рода ни к чему не пригодная чепуха; то, что мы не придаем значения делу обучения. Причина тому – то, что мы не доверяем ученому люду. Доверие этого дела людям, не имеющим представления о воспитании и обучении, вызывает и смешное, и горестное ощущение. Думая об этой проблеме, я вспоминаю слова великого русского писателя и крупного психолога Тургенева «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно», и не находя более точных слов по этой проблеме, начинаю их то и дело повторять. Эта проблема вызывает во мне и слезы, и смех. Но, ни от одного, ни от другого толку нет, и для того, чтобы пришедшие после меня могли и плакать, и смеяться, поскольку ничего не предвещает изменения ситуации, мало, кто об этом думает» [81. С. 107].
Возвращаясь в романе «Жизнь ли это?» к проблеме того, что большинство мектебов и медресе не могут давать современного образования, он связывает ее напрямую с судьбой нации и вкладывает в уста героя следующие слова: «Неужели так же, как я, тысячи, сотни тысяч татарских детей не имеют права учиться, знать то, что знают другие? Как это можно терпеть? Как в век просвещения можно осознанно оставаться невеждами? Почему мы родились такими несчастными? Почему мы не дети тех, у кого есть школы, книги, деньги?» (С. 126).