Марина Кудимова. Большой вальс. «Москва», 5-2016
Ретро-повесть Марины Кудимовой «Большой вальс» – начинается неторопливо, как нетороплив вечер главной героини Ирины Васильевны и маленькой Муси, оказавшихся в забытом Богом (но не властью) посёлке ссыльнопоселенцев; как медленно течение их общих снежных зим и всегда постоянна смена времен года – то есть, казалось бы, точно по классическому образцу. И архаично звучащее «очувствовалась» должно было бы нас убедить в этом, однако не убеждает – ведь внимательный читатель по вкравшемуся в первую фразу словесному обороту – «попросила оценить», – сразу определит: написано сейчас. И признаки этого «сейчас» от страницы к странице станут все отчётливее, пока не образуют в повести особый слой рассуждений о сущности искусства – слой концептуальный не по направлению, не по типу высказывания, но по идеям, то есть именно по авторской концепции.
Сюжет выявляет ещё одну авторскую концепцию – теорию супружеских измен. На первый взгляд, повесть об адюльтере: пара средних лет, Ирина Васильевна и Ян Янович, воспитывающие свою внучку, считающую их родителями, а не дедушкой с бабушкой вследствие отпавшей в свою жизнь их дочери Надежды, живут в мире и согласии. Он привычно изменяет, поскольку убеждён, что мужчина «так устроен», она привычно терпит, обеспеченная всем необходимым и даже сверх того: ведь муж – директор леспромхоза этой колонии-поселения, в котором работают все сосланные из разных мест – кто после срока в лагере, кто по религиозным мотивам. Ян, по отцу латыш, «был абсолютно русским по воспитанию, но по характеру оставался типичным ливонцем – то есть «крайним индивидуалистом и амбициозным трудолюбцем», – так его характеризирует автор. И к вопросу супружеских измен он подходит соответственно – то есть совершенно индивидуалистически: жену он любит, но эротические флюиды давно улетели из их жизни, так почему не «добрать» на стороне? Вот семья друзей Яна – Штейнов, Цезаря и Доры, с их ветхозаветным раем (мечтой Розанова), в котором Штейны не потеряли «ни грана молодых желаний (…), Цезарь при каждом удобном случае старается прикоснуться к Доре, и как он на неё смотрит». «В них древняя кровь, вечно кипучая, как в гейзере», – думает Ирина Васильевна «без зависти, ибо недоступному не завидуют. – А нас нынешний век остудил и приморозил, как мечтал консервативный мыслитель», – фамилию его она забыла. От этого пугающего остывания, осложнённого родовой латгальской прохладностью, и бежал Ян в свои бесконечные адюльтеры. Так в топку подбрасывают дрова, не дожидаясь выгорания, загодя».
