И тошноту, и даже дрожь в коленке,
Зачем учил он Маркса наизусть
И слепо поклонялся Короленке?
Мы до сих пор не вполне осознали, что нынешний, длящийся четверть века распад «большой России» ещё не остановлен и пока нет гарантий, что он не увенчается полным успехом.
Разумеется, писатели давно уже не совесть нации. Но, по крайней мере, их слово (в основном подкреплённое авторитетом предшественников) ещё может кое-что значить.
Нужен ли вообще диалог? Скромный опыт симпозиумов и встреч, вот уже почти два десятилетия регулярно проводимых Фондом Достоевского, свидетельствует о том, что люди самых различных политических пристрастий и убеждений способны не только совместно выпивать и закусывать. Это, может быть, одна из немногих в России общественных площадок, где сдерживаются амбиции и утишаются страсти.
Для чего нужен ПЕН?
19 октября 1836 года, в черновике своего послания к Чаадаеву, Пушкин писал: «Надо было прибавить (не в качестве уступки, но как правду), что правительство всё ещё единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать стократ хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания».
Полагаю, что ПЕН существует помимо прочего и для того, чтобы не дать власти сделаться «сто раз хуже».
Но прежде – не стать бы «хуже» нам самим. Говоря так, прекрасно сознаю, что каменья в меня буду брошены с обеих сторон.
Мы согласились не только на формальное нарушение устава, но и совершили нравственную ошибку, утвердив основанное на «телефонном праве» прекраснодушие прежнего исполкома, – списочный приём в ПЕН новых, не прошедших соответствующую процедуру членов.
Совершенно неприемлемы те отвратительные поношения, которым подвергаются мои старшие товарищи – Андрей Битов, Александр Городницкий, Юнна Мориц и другие достойные литераторы. Это некрасиво, непорядочно, низко. Рвущуюся из благородных писательских уст бранную лексику сладострастно подхватывают и умножают вдохновенные блогеры: с чувством брезгливого высокомерия они взирают на тех, кто, по их мнению, должен самоликвидироваться при виде их незапятнанных риз. Я могу понять 83-летнего Александра Городницкого, мужественно прошедшего суровые моря и океаны, но не выдержавшего бури, разыгравшейся в луже лжи.
Взяв за правило подписывать собственной рукой только собственные тексты, я далеко не всегда разделяю формулировки и особенно стилистику решений, исходящих от нынешнего исполкома (тем более что порой не видел или не давал согласия на публикацию некоторых из них). Ибо подобный словарь зеркален тезаурусу «либеральной полиции». Тем не менее не считаю возможным покинуть исполком – как по понятным этическим соображениям, так и из уважения к тем, кто его избрал.
