— Позовите раньше других старого куруца.
В приемную вошел дядюшка Добош.
— Ну, что случилось, братец? — приветливо спросил его князь.
— С просьбой я к вам, ваше величество.
— Очень хорошо, старина. Кто столько сделал для нас, как вы, может уже не просить, а желать. Чего же вы желаете?
Дядюшка Добош опустился на колени.
— Пощады, пощады, ваше величество!
— Кому? — удивился Ракоци.
— Тому самому молодому человеку, Иштвану Верешу, которого я сам захватил в плен.
— Как так? Ведь я уже велел выплатить двести золотых кому-то другому.
— Ох, проболтался я, ваше величество! Но коли уж проговорился, скажу вам всю правду. Знаю: здесь, где я стою, нельзя лгать. Я сам схватил Вереша, но отдал его Яношу Хайду, потому что боялся за себя: отпущу пленного на свободу. Сын он мой приемный! Сам взрастил я его. Вот и подумал я; коли попал он в плен, пусть будет в плену. И передал его. А сам, думаю, пойду к вашему величеству прощения для него просить, так-то оно лучше будет. Оно конечно, велика вина его: сам венгр, а пошел за немца воевать. Да только богу одному известно, отчего он так поступил. Может, еще выйдет из него честный человек?
— А о других его преступлениях вам ничего не известно? — спросил Ракоци.
— Не известно, ваше величество, — жалобным голосом отозвался Добош, лицо которого было влажно от слез.
— И про то вам неведомо, что он вор, что с помощью моего перстня и моего имени обманул коменданта и бежал из-под стражи?
— Вор? — пробормотал старик и отер слезы с лица. — О, ваше величество! Тогда считайте, что я не говорил вам ничего.
Повернувшись по-военному, Добош тут же вышел из приемной князя.
За куруцем последовали делегации: пештская — под предводительством Нессельрота и дебреценская — во главе с профессором Силади. В пространных речах, изобиловавших длинными предложениями, бургомистры сообщили, что у них нет сейчас денег и они просят отсрочки. Ракоци один-единственный раз недовольно перебил их:
— Спросите, господа, у моих солдат, дадут их животы мне отсрочку или нет!
Остальную часть длинных речей бургомистров он выслушал с полным равнодушием. Неожиданно за окном послышался сильный шум, и стоявший у окна князь невольно взглянул во двор, чтобы узнать, что там происходит.
Там вели на эшафот Иштвана Вереша, сопровождаемого огромной толпой женщин, детей и солдат. Рядом со смертником шагал в кумачовой рубахе палач.
В приемную в этот миг снова вошел комендант и доложил:
— Молящие о пощаде просят вас принять их.
