История русских крепких питей. Книга-справочник по основным вопросам истории винокурения | страница 134



1645 г. «Июня… в день, по Государеву Цареву и Великого Князя Михаила Федоровича всеа Русии указу, боярину Федору Ивановичу Шереметеву велети изсидети в Оптекарском Приказе, на Государев обиход на Сытной Дворец, из четырех ведр из романеи водка коричная».

1645 г. «Июня в 6 день, по Государеву Цареву и Великого Князя Михаила Федоровича всеа Русии указу, боярину и дворецкому князю Олексею Михайловичю Лвову, да дьяком Ивану Федорову да Максиму Чиркову. Велети прислать в Оптекарской Приказ к боярину к Федору Ивановичю Шереметеву, для перепуску водки коричные, про Государев обиход, пять фунтов корицы доброй» [419].


Хотите верьте, хотите нет, но историческая наука не имеет в своем распоряжении больше ни одного отечественного свидетельства той эпохи, в котором бы употреблялось слово «водка». Могут сказать, что есть немало иностранных свидетельств данного периода, в которых употребляется это слово. Чуть дальше мы поговорим об этом подробнее, а сейчас отметим только, что ни один автор на языке оригинала не употребил слово «водка, vodka, wodka», а его появлению в русских текстах мы обязаны недобросовестным переводчикам. Так что иностранцы отпадают, и мы остаемся один на один с пятью или, если хотите, с двенадцатью документами.

Постарайтесь забыть все, что до сих пор знали, и попытайтесь составить представление о предмете, называемом в этих источниках водкой. В документе № 2 речь идет о каком-то колдовском составе, в документе № 3 речь, похоже, идет о приготовлении какого-то химиката, в № 1 и № 4 – точно о лекарствах, в № 5.1 говорится о мыльном составе. Остальные, скорее всего, имеют в виду либо лекарства, либо питье. Причем на питье намекает только одно выражение в документе № 5.6: «водка анисная сладкая». Но почему бы и лекарству не быть сладким?

Прежде чем закончить с этим периодом, посвятим несколько слов самому первому документу, в котором встречается слово «водка». Поскольку здесь мы имеем дело не с официальным документом, а с изложением неизвестного летописца, то весьма желательно убедиться в достоверности датировки события. Приведенная выше цитата взята из Повести о смерти Василия III, вошедшей в состав 4-й Новгородской летописи. Описываемые события происходят за несколько дней до смерти великого князя в 1533 г. Поскольку в данном случае мы имеем дело не со стенографической записью, а с лексиконом летописца, то очень важно понять, когда писалась эта повесть. К счастью, считается доказанным, что она написана в период правления вдовы Василия III Елены Глинской (умерла в 1538 г.) [420], а значит, временной интервал создания повести можно обозначить, как 1533–1538 гг. Независимо от того, присутствовал ли автор непосредственно в описываемой сцене и точно запомнил слова боярина или воспроизводил их с чужих слов, ясно одно: что в этот кратковременный (1533–1538 гг.) исторический период слово «водка» уже существовало в обыденном обиходе и в данном контексте означало лекарственное средство. К тому же трудно представить, что автор вложил бы в уста конкретного персонажа слово, неизвестное остальным действующим лицам. Поэтому с полным правом и легким сердцем можно утверждать, что первое упоминание слова «водка» действительно относится к 1533 г.