Гамбит Королевы | страница 7



Снуют пажи и оруженосцы; проходят парами лакеи с корзинами дров. Корзины тяжелые, и удержать их можно только вдвоем. Дрова предназначены для огромных каминов в парадных покоях. В банкетном зале накрывали к ужину длинные столы; целая армия кухонных слуг носилась с горами блюд и тарелок. Музыканты настраивали инструменты; нестройные аккорды в конце концов превращаются в нечто похожее на мелодию. При звуках музыки Катерина невольно вскинула голову; мелодия захватывает ее, уносит и кружит в танце. Она глубоко вздохнула и опустила голову. Ей нельзя танцевать.

Катерина и Мег остановились, пропуская отряд стражников. Катерина похолодела. Что, если они идут кого-то арестовать? Ее охватила тоска. Так не хотелось ехать! Но вызов есть вызов. Она вздрогнула от неожиданности, когда кто-то внезапно подкрался к ней сзади и закрыл ей глаза руками; сердце готово было выскочить из груди. Вдруг она рассмеялась:

– Уилл Парр!

– Как ты догадалась? – удивился Уилл, опуская руки.

– Братец, кого-кого, а тебя я везде узнаю по запаху. – Она шутливо зажала нос, изображая отвращение, и развернулась к брату лицом. Он радуется как ребенок. Уилл подошел к ней с друзьями, только что снял шапку, и его рыжие волосы прилипли к голове. У него разные глаза – один голубой, другой светло-карий… Смотрит лукаво, как может смотреть только Уилл.

– Леди Латимер, уже не припоминаю, когда я в последний раз видел вас. – Друг Уилла вышел вперед. Он весь какой-то вытянутый: длинноносый, длиннолицый, длинноногий. И глаза у него удлиненные. Он похож на ищейку. Однако кажется, что в его внешности все гармонично, и он не выглядит уродом. Наверное, дело в его непостижимой уверенности, которая происходит оттого, что он, Генри Говард, – старший сын третьего герцога Норфолка и наследник титула.

– Граф Серрей! – Улыбка преобразила лицо Катерины. Может быть, при дворе все же не так плохо, раз здесь столько старых друзей. – Вы по-прежнему сочиняете стихи?

– Сочиняю. Вы, возможно, порадуетесь, узнав, что я очень вырос на этом поприще.

Когда-то, еще в детстве, Серрей посвятил ей сонет. Позже Катерина и Серрей часто смеялись, вспоминая, как он рифмовал «больно» и «вольно». При воспоминании о детстве в ней просыпается искренняя радость. Она вспоминает, что свои стихи Серрей называл «юношескими заблуждениями».

– Примите мои соболезнования, – проговорил Серрей, посерьезнев. – Но я слышал, как страдал ваш муж. Может, для него переход в мир иной стал благом…