— Через дверь, — ответил он тем же тоном, как будто они так разговаривали каждый день. — У замочных скважин от меня нет секретов.
Они замолчали, словно нечего было больше сказать друг другу. Тишину нарушил пес, зашевелившись под столом.
— И он здесь! — удивилась Кэти.
— А куда мне его деть? Я поселил его в хижине и хожу кормить каждый вечер.
— Я его не слышала ни разу, — сказала Кэти.
— Я заклеиваю ему пасть скотчем.
Они снова замолчали, тот, кто первым заговорит, поднимет бурю. Ведь он почти приблизился к своему счастью. Кэти в кухне, в платье его мечты, только для него, по случаю их свадьбы. Ведь она, убитая усталостью, неминуемо шла на встречу своему кошмару. Он напомнил ей слова из Евангелия, которые она раньше никогда не могла понять, и вдруг в тот вечер осенило, «выпить чашу». «Выпить чашу до дна».
— Нужно от него избавиться, — сказала она.
— Избавиться!
Он напрягся, задело.
— Да, иди с ним в горы и оставь там, выбрось на шоссе. Убей его.
Она сказала это совсем тихо, голосом, который не пользовались последние три дня, сказала, глубоко вздохнув, и этот вздох был полон решимости, он понял, что если он сам не убьет собаку, она найдет силы сделать это сама. Он следил за ее движениями. Она уперлась руками в спинку стула, он видел, как побелели фаланги ее пальцев, будто вместо лаковой спинки она сжимала нож, которым собиралась зарезать пса.
— Я не могу это сделать, — сказал он.
— Ты не можешь!
И ситуация вышла из-под контроля.
Он не может избавиться от пса, а человека прикончить может!
Он убил Тони, чтобы защитить ее.
Она его не просила.
Конечно, просила.
— Я никогда такого не говорила.
Она рыдала, кричала, ее жизнь превратилась в ад, Тони унижал ее, угрожал ей, он собирался забрать у нее детей, продать дом.
Нет, она собиралась развестись, просто развестись. В этой стране есть закон, и он бы ее защитил.
Тогда зачем он убил Тони, какой ему смысл убивать человека, которого он даже не знал?
— Ты говорила, что если Тони исчезнет, мы будем жить вместе.
— Я никогда такого не говорила. Я не хочу жить с тобой.
— Я люблю тебя.
— Я тебя — нет.
— Тогда почему ты так одета? А? Зачем надела подвенечное платье?
— Ради Тони, из-за Тони.
— Я тебе не верю, — сказал Джефф.
— Я любила Тони.
— Как все просто, ты посылаешь меня делать грязную работу, а потом умываешь руки. Ничего не знаю и не хочу знать. Очень просто. Я люблю тебя, слышишь.
«Я люблю тебя» — ругательное слово. Пожалуйста, он любит ее. Что это значит в его мерзкой башке, «любить»? Какой смысл имеет это слово, когда ты весишь сто двадцать килограммов, с залысиной — живым шрамом от скальпа, с дичайшим взглядом, и запашком, от которого просто воротит? На что похожа такая любовь? Любовь — это Тони, это молодое и красивое тело. Увы! Любовь — это привкус соли на его коже. Любить способны только такие люди, как Тони, а не Джефф, бледная жаба, старики, уроды, среднестатистические людишки. Тони, только он.
