Помимо латентной паранойи, которую можно если не простить, то хотя бы объяснить ввиду обстоятельств, психиатры констатировали у пациентки и некоторую степень психической ригидности. Чувство долга, доведенное до самоотречения, готовности к самопожертвованию компенсировалось чувством удовлетворения от проделанной работы и признания своих заслуг. Она восприимчива к оценке окружающих, которая непременно должна соответствовать реальной ее сущности. Кэти — обворожительное дитя, примерная ученица, любящая жена, заботливая мать. На работе она без труда прошла все ступени карьерной лестницы госслужащего, и является начальником отдела. Отсюда можно сделать вывод об образцовой истории жизни.
Психиатры также установят, что она привязана к материальному, в особенности к дому на побережье — идеальное место для убежища — и ко всем предметам, которые в нем находятся. Она не хочет, чтобы их разбрасывали и даже трогали. Каждая комната имеет свое предназначение, и она его сохранила с помощью давнишней обстановки, безделушек на мебели и картин на стенах. Она не захотела, чтобы Тони поставил проигрыватель в гостиной, и если уж быть телевизору, то только тому, который еще бабушка с дедушкой купили. Со дня их смерти, здесь ничего не изменилось. Тони пришлось временно складировать вещи, компьютер, принтер, все свое добро в беседку, точнее, в пристройку в саду, вместе со снаряжением для подводной охоты и рыбалки на крупную рыбу, рядом с едва ли допустимой грудой спортивного хлама.
Тони шутил: «Я будто в доме покойников живу, а не у себя. У меня даже комнаты своей нет, в спальню к Кэти мне разрешено приходить только, если не буду скрипеть на лестнице, а то еще призраки вдруг проснутся». Он жаловался: «Я — король кондиционеров, я установил их всем соседям, а у себя в доме — летом закрываю ставни, зимой — включаю котел. Вот так и живем».
Он также утверждает, и это не пустые слова, на то указывают свидетели, что Кэти ничего никогда не выбрасывала, все хранила, и все восемнадцать лет держала в шкафу одежду дедушки и бабушки. Поскольку речи об установке хотя бы еще одного шкафа и быть не могло, они жили в большом доме, но с хронической нехваткой места. — «Короче говоря, — потешался Тони, — порядок в моих вещах был только тогда, когда они оказывались в корзине с грязным бельем или в стиральной машине. Стоило только что-нибудь постирать, как тот час оно перебрасывалось из комнаты в комнату, и свободного места не оставалось вообще. Свои рубашки, например, я чаще находил на гладильной доске, чем в ящике комода. И ничего лучше „очень организованная Кэти“ не придумала, чем складировать в отдельной комнате, так называемой „бельевой“, чистые вещи вместе с грязными. В общем, единственное, что было у нас общего в этом доме — это, собственно, бельевая!»
