Отнестись к происходящему она могла двояко: окружить Джеффа поддержкой, восхищаться им, жаловаться ему на этот масштабный ремонт, не вмешиваясь ни во что, либо требовать, чтобы он сложил инструменты и все вернул на свои места, как было раньше. Третий вариант был предложен самим Джеффом, в принудительном порядке. Он спрашивал ее, в зависимости от того, какой в тот момент мучил провод на втором этаже, появился ли свет в гостиной либо в прихожей. Развлечение могло длиться часами и повторялось много вечеров подряд.
— Есть свет?
— Нет.
— А теперь?
— Нет.
Он менял провода, скручивал новые разводки.
Она оставалась у него на привязи потому, что для нее восстановить свет было главным, даже тогда, когда она готовила в кухне, разговаривала со старшим сыном в его комнате, купала ребенка в ванной. Она даже заметила, что он призывал ее к порядку именно тогда, когда она была особенно занята, как ребенок, который зовет маму перед сном:
— Кэти!
Она бежала к нему.
— Ну что, есть свет?
Довольно быстро стало понятно, что он не может восстановить элементы цепи, которые перепутал, что и будет доказано позже, они полностью не пригодны, нужно посмотреть, что с электропроводкой вообще, то есть полностью поменять систему электроснабжения дома, чтобы восстановить свет там, где он когда-то был. Раз на то пошло, и все равно будут некоторые затраты, он предложил Кэти переделать все электричество в доме. Самое удивительное, что она согласилась, нужно отметить, что Джефф объяснил ей, что с такими пробками, кабелем, замотанным в старую самоклеющуюся ленту, которая начала трескаться, с такими плохо изолированными проводами, которые заделаны, вопреки всякому здравому смыслу, деревянными рейками, покрытыми легковоспламеняющейся краской, старая система была не просто опасной, но даже незаконной. В случае пожара страховая компания ничего возмещать не будет.
Она услышала слово «пожар». И увидела дом в огне. Она увидела, как ребенок не может выбраться из бельевой, а она борется с огнем, чтобы спасти его, входную дверь завалило дымящимися балками, лестница в огне, по ней нельзя пройти на второй этаж. Она сказала: «Да». Она горячо поблагодарила Джеффа. Еще раз он ее спасает. От мысли о неизвестной опасности у нее закружилась голова. Уже привычным жестом она закрыла лицо руками. Это жест отчаяния и забытья, жест школьницы, которая отказывается смотреть на что-то страшное. Он смотрел на спадающие по щекам волосы, на ее шею, на плечи. Она плакала, и по тому, как подергивалась его спина, было понятно, что она рыдает. Она была одинокой и потерянной, одна надежда — на него, спаситель.
