И речь ее полилась. В фургоне ее голос зазвучал громче, она брала такие высокие ноты, которых раньше и не знала. Этот голос никогда бы не прорезался из ее уст дома, потому что с детства ее приучили понижать голос, а позже она сама за собой следила, чтобы не разбудить Оливье или не мешать работать Тони. Здесь наружу выплескивались и чувства, которые раньше строго контролировались. Она никогда так громко и долго не рыдала, даже на похоронах бабушки, где была безутешна и почти сорвалась, когда двоюродная сестра сказала ей, ввиду своей изощренной набожности, что нужно наоборот радоваться, что бабушка теперь на небесах, среди ангелов.
Там, в фургоне, рядом с Лили, которой она всегда все рассказывала, и никогда не скрывала даже самого потаенного, она переходила от рыданий к смеху, совершенно беспочвенно, разве что из-за капли спиртного в чашке со сладким кофе. Джефф предлагал: «По капельке». И, несмотря на то, что в фургоне было жарко от печи, капал ей на дно чуть-чуть анисовки. И разговаривать она стала не как обычно, а словами Лили, словами, от которых сама приходила в удивление, и которые повторяла, чтобы услышать их со стороны, понять и порадоваться им. Она говорила, как Лили, и теперь даже как Джефф — с глубоким сарказмом и необычайной пылкостью. Они всегда были будто в припадке. Лили корчилась от смеха, Джефф задыхался от гнева. Кэти думала, что умение издеваться над всеми и все вокруг разрушать грубостью — страшная сила. Всплывали в памяти отдельные эпизоды с Тони, где он выглядел особенно смехотворно и гнусно, и которые она сразу же подбрасывала для шуток и оскорблений. Они умели убивать словами. Все испепеляли одним махом.
Возвращаясь к себе, Кэти часто сожалела, что заразила свое пристанище — фургон всякими историями. А стоило ходить к Лили, просто чтобы отдышаться, оставив свои заботы за дверью. Вскоре все разговоры начали сводиться исключительно к принудительному разрыву с Тони, провокационному поведению Малу, и, особенно, к предчувствию, что ей придется воспитывать детей, постоянно опасаясь, как бы эти двое их не выкрали, потому что, встав на путь разрушения, они не остановится ни перед чем. Лили слушала ее, жалела, сочувствовала так, как не сочувствовала даже мать, которую вся эта историю стала раздражать, она только повторяла, скорее для самоутешения в связи со смертью отца, что «пора перевернуть страницу», что «хватит терять время», что «нужно думать о хорошем», и, решив подкрепить слова действиями и насладиться жизнью, она тут же собралась в круиз.
