– Ты молодец, Лотта, идем.
Как будто мы уже пришли, как будто кто-то знал, сколько времени идти до Дерева ивообще – дойдем ли.
Мы шли. Останавливались, прижимались друг к другу, сметали сугробы снега с головы и одежды, растирали руки и носы, чтобы не обморозиться, но шли, не видя даже человека, который стоял рядом, крепко держась за веревки. Я жутко устала, хотелось лечь и не двигаться, но вспоминала, что надо, надо,должна.
«Спасибо Хи, он держит меня, а как остальные? – думала я. – Каково парням ещё и сани тащить, каково нежным девушкам, которые и на улицу зимой лишний раз не выходили?» Мы шли всё медленнее, но главное – шли. Время тянулось бесконечно, а вот силы были на исходе. Будет ли эта охота? Кажется, уже скоро утро, а мы всё идем, и останавливаться нельзя.
И все-таки мы дошли. Впереди показалось что-то невероятно огромное, уходящее в небо, насколько было видно в этом снежном кошмаре. Морана точно не хотела допустить нас к Дереву Мироздания и бросила и снег, и ветер, и мороз против нас. Но мы пришли. Это была первая победа.
Дерево было необъятным, с корявой корой, толстенными ветвями. Но оно как будто нам обрадовалось, ветер качал ветви, а мы смотрели- и казалось, что оно нас приветствует. Мы спрятались за стволом от ветра и вздохнули. Странно, но возле Дерева было теплее и почти не дуло, снег падал спокойно и не слепил глаза. На небе в просветах туч появиласьогромная серебристая луна и с удивлением посмотрела на нас – кто эти букашки, что сгрудились возле великого Дерева, как посмели? Но Дерево опять шевельнуло ветвями, какбудто говоря: они со мной, мои гости. У нас появилась надежда.Стали осматривать друг друга – не обморозился ли кто. Есения подошла к Собирателю грехов.
– Лотта, посмотри, он не открывает глаза и совсем белый. Он не умер?
Я с ужасом глядела на этого человека. Он был не просто белый, а синий. Неужели умер перед самым Деревом? Невероятно. Столько ждать, столько мучиться и умереть вот так, на пороге спасения. Меня объял ужас и отчаянье.
– Подожди, Лотта, не отчаивайся, – сказала Есения, стащила рукавицы с себя и Собирателя и стала тереть его руки.
– Есения, – ойкнула Клевенс, – к нему нельзя прикасаться, может быть беда.
– Все, Клевенс, беда уже могла произойти, он мог умереть, так что хуже не будет, – и она распахнула свою шубу, юркнула в шубу собирателя и обняла его.
– Мама говорила, что замерзших лучше всего отогревать человеческим теплом. Надо попробовать.
