— Что же тут ненормального? — удивилась Люба. — Я очень стараюсь, вот Юрий Николаевич это и оценил.
— Он ещё ни разу ни о ком из сослуживцев доброго слова не сказал. Ты — первая, значит, ты его всё-таки удовлетворила. А я и не против. Лишь бы у вас до стрельбы дело не дошло, это нам совсем не нужно. Так что я думаю, он тебе разрешит утречком личными делами позаниматься.
— Вообще-то, это служебное дело.
— Конечно, он будет считать это дело служебным. Но я в чужие отношения не лезу. Разбирайся с ним сама.
Пришлось звонить Нежному. Тот первым делом стал долго и нудно извиняться, что прошлым вечером не смог ответить на её звонок, потому что как раз прижал ювелира и заставил его принять на реализацию патроны с серебряными пулями, а это прерывать было никак нельзя. Он ещё собирался подробно рассказать, зачем понадобилось отдавать патроны ювелиру, но слушать ещё и это Люба не захотела. Попросила его минутку помолчать, и сказала, что ей нужно как-то попасть в собачий питомник и поставить там следственный эксперимент.
— Тебе так понравился вчерашний, что ты прямо с утра решила дальше экспериментировать? — даже по телефону было понятно, что Нежный ухмыляется. — Что ж, действуй, Сорокина. Где у нас сидят собачники, то есть, кинологический отдел, знаешь?
— Нет.
— Это на самой окраине, почти за городом, — Нежный продиктовал адрес и рассказал, как туда проехать. — Ты пытаешься доказать, что Молли — оборотень?
— Для начала хочу сама в этом убедиться. Она чем-то отличается от других собак.
— Хорошо, убеждайся. Но не вздумай по этому поводу составлять никаких документов, не посоветовавшись со мной. И если я прикажу тебе забыть обо всём, что ты там видела и что поняла, хочу в ответ услышать только «Так точно, товарищ майор!».
— Не понимаю, — растерялась Люба.
— Попробую доходчиво объяснить. Оперативнице с сомнительной репутацией, которая проходит у нас испытательный срок всего третий, если не ошибаюсь, день, мерещатся оборотни. Тебя сразу, без раздумий, отправят на психиатрическую экспертизу, и даже если ты когда-нибудь выйдешь из дурдома, с таким диагнозом служить в полиции уже не сможешь. Дошло?
— Нежный, что происходит? Мы расследуем убийство, или чем занимаемся?
— Убийство? Какое убийство? Шеф решил дело закрывать, это федералы против. Мы им помогаем в чём-то, чем они занимаются. Но мы не знаем, чем.
— Я так поняла, им нужны «Ван Хельсинги».
— О «Ван Хельсингах» ты вообще ничего слышать не должна была. Но слышала. И за меньшее люди остаток жизни проводили в психушках. Если им оставляли этот остаток. К тому же мне кажется, что «Ван Хельсинги» федералам совсем не нужны. По крайней мере, нашим, местным.
