Пока он говорил, Валентина выключила огонь под вскипевшим чайником и залила кипяток в заварник. Она ещё не совсем успокоилась, но, по крайней мере, уже смогла взять себя в руки. Поставив на стол заварник, сахарницу и две чашки с ложечками, она вернулась на своё место и продолжила разговор.
— Объясни мне, какая разница, умел ли твой отец делать трёхмерные движущиеся картинки, — попросила она. — Какое отношение имеют его цирковые фокусы к тому, что случилось с Витей?
— А я вот сейчас думаю, что не циркач он был. Если бы он свои голограммы на арене цирка показывал, их бы давно правительство в дело пустило. А отношение к Вите вот какое, — Константин Петрович налил чай супруге, потом себе, бросил в чашку две ложечки сахара, и, размешивая его, продолжил: — Если папа умел делать такие трюки, а потом его внука похищают с использованием того же фокуса, это наверняка сделали те же люди.
— Какие «те же»? О ком ты говоришь?
— Я тут подумал, получается, что Витю похитили какие-то сектанты. У них в руках технология, на которой можно заработать несметные деньги, а их это не волнует.
— Сектантов, как раз, деньги очень волнуют. Свяжись с ними, и обберут, как липку.
— Эти явно не из таких. И, похоже, мой папа тоже из секты.
— Значит, Витю похитили друзья его деда?
— Не знаю, насколько они там друзья. Но, как я понимаю, он им нужен не для того, чтобы разобрать на органы.
— А для чего тогда?
— Без понятия. Но, думаю, ему дадут возможность с нами связаться.
— Хорошо, если так. Значит, ментам пока ничего не скажешь?
Не ответив на вопрос супруги, Константин Петрович прислушался.
— Мне показалось, что в Витиной комнате кто-то есть, — сказал он. — Там что-то трещало.
— Я ничего не слышала.
Не сговариваясь, они оба встали и пошли в комнату сына, включили свет и осмотрелись. Там, разумеется, никого не было, но на полу лежал исписанный бумажный листок. Валентина схватила его и побежала за очками.
— У меня предчувствие, что это от Вити, — заявила она.
— Ну, что скажешь? — поинтересовался у неё муж. — От него?
— Не знаю. Написано, что от него, но письмо какое-то странное.
— Почерк Витин?
— Откуда мне знать? Я его почерка никогда толком и не видела. Он разве что-то пишет? Всегда печатает.
Константин Петрович поискал в письменном столе сына, и обнаружил какой-то конспект, ещё с первого курса.
— Не могу точно сказать, — завил он, попытавшись сравнить почерк. — Что там написано, как курица лапой, что там. А одна ли и та же курица потрудилась, не разобрать.
