— Ну как, молодой писатель, вам работается? — спрашивает Ломинадзе.
— Хорошо! — против воли сорвалось у меня привычное слово. Собирался одно сказать, а выпалил другое.
— Хорошо?.. А я был уверен, что вам сейчас очень и очень трудно.
— Почему трудно? — спрашиваю я с деланным изумлением. Противно притворяться, но все-таки притворяюсь. Зачем разыгрываю из себя недотепу? Привычка, нажитая еще с детских времен.
Ломинадзе не догадывается, в какой тупик я сам себя загнал. Или делает вид, что не догадывается.
— Всем писателям трудно писать вторую книжку. А может, вы исключение, а?
И я взял да и сознался напрямик, без всяких вступительных оговорок, во всем, что переживаю.
— Да, верно, мне сейчас очень и очень трудно. Не могу работать на паровозе, как прежде. Хочу и не могу. Но и писать тоже не могу как следует. Надо сосредоточиться на чем-нибудь одном. Известное дело, за двумя зайцами погонишься…
— Хотите стать вольным художником? Правильно я понял вас?
— Я не собираюсь совсем бросать паровоз. Временно, на какие-нибудь полгода. Пока доведу до конца новую работу.
— Рано вам и очень опасно профессионализироваться. Не следует порывать естественных связей с заводом. Надо как можно больше накопить жизненных впечатлений. И что же сейчас вы пишете?
— Роман о Магнитке.
— Вот как!
— Почему вы удивились?
— О чем же роман, о каком времени?
— О рождении Магнитки. О людях, стоящих у ее колыбели.
Ломинадзе поскучнел. Почему?
— Котомку Микулы Селяниновича хотите оторвать от земли?
— Думаете, не одолею? — спросил я.
— Писавшие о Магнитке литераторы не сумели понять истинных ее проблем. Крепкий это орешек. Хорошим начальником строительства до поры до времени был Яков Семенович Гугель, а потом заспотыкался. Перед моим отъездом сюда мы с товарищем Серго долго толковали о Магнитке. Построили великолепные, по последнему слову техники, домны и мартены, прокатные станы и коксовые печи. Таких и в Америке не найдешь. Но не позаботились о кадрах, о том, кто будет работать на новейших агрегатах. Понадеялись на старых, демидовской закваски, сталеваров, горновых и прокатчиков да на южан, донецких рабочих. Не подготовились к освоению завода. Были уверены: нет таких крепостей, которые мы не могли бы взять с ходу. Не взяли! Каждый день в цехах аварии. Выходят из строя дорогие, сложнейшие машины. Бывший крестьянин не умеет обращаться с машиной. Вот вам о чем надо сейчас писать. Надо полным голосом сказать правду. В силах вы это сделать?
