– То, что вы делаете для своего сына, заслуживает всяческих похвал, – произносит она с оттенком презрения в тоне. – Стольким рискнуть, и в итоге – слабая надежда, что ему удастся избежать ответственности… Скажите, вы что, действительно думаете, что сможете выкрутиться?
– Если коротко, то подумать у меня времени не было, – язвительно отвечает Алин.
– Очень жаль. Пожалуй, это единственное, что вам следовало сделать.
– Это не моя вина. Я просила пару минут на раздумья. Но мне их не дали.
Жермен Дэтти коротко вскидывает брови, словно подтверждая, что в магазине действительно был тот еще переполох и что Алин пришлось действовать по наитию.
Не отрывая глаз от дороги, Алин истолковывает молчание старухи как несогласие, пусть и безмолвное.
– Уверена, вы такую ошибку совершить не рискнули бы, – продолжает она все более едко.
– Почему это вы так думаете? – не может сдержаться задетая за живое Жермен.
Алин криво усмехается.
– Ну, не знаю… Мне кажется, что, помимо себя самой, вас вообще мало что интересует. И под «мало что» я подразумеваю людей.
Теперь очередь пожилой дамы презрительно и иронично улыбаться. Она хочет ответить, но внезапно на нее наваливается давящая усталость. Взгляд ее затуманивается, и, уже не думая о том, чтобы парировать атаку, она поворачивает голову и погружается в умиротворяющее созерцание рекламных щитов.
Укрыться в безразличии, непроницаемом для нападок…
Отгородиться от эмоций, которые делают тебя слабее.
Облачиться в латы высокомерия, чтобы больше не страдать.
Слова вертятся в голове, и картинки, и воспоминания… Жермен Дэтти пытается совладать с потоком реминисценций, сбежавших из потаенных уголков ее памяти. Ну почему эта идиотка докторша так напоминает ее в том же возрасте? Как и она сама, эта женщина наделена смелостью, граничащей с безрассудством, и с той же наивностью верит, что справедливость восторжествует над безжалостными рисками обыденности, и так же дерзко следует по своему пути, потому что считает его правильным. Надеяться, а не рассуждать, побеждать, если не получается убедить… Ей знакома эта висцеральная потребность следовать только своим убеждениям – она помогает жить, вибрировать, чувствовать, ощущать. И к черту последствия, потому что запал убежденности – всегда лучше, чем холодный анализ…
– Хорошо, что вы всегда точно знаете, что нужно делать, – зло выдает она, но не ради поддержания разговора, а для того, чтобы прервать вереницу картинок, всплывающих на поверхности памяти. – Все ради любви к сыну, просто потому, что вы – мать. Голос крови! Не смешите меня…
