Совок, правда, не может быть реставрирован без известных модификаций. Никто из колорадо-рашистов не думает упразднять частную собственность на средства производства. Многие их лидеры — успешные бизнесмены, прекрасно адаптированные к современному криминальному капитализму. В чаемом рашистами русском мире «национально ориентированный капитал» сольется с «трудящимися» в экстазе всенародного первомайского шествия, как он в свое время слился с ними в «Немецком трудовом фронте». Тот тоже проводил первомайские шествия — в официально установленный «Национальный день труда».
В рашистской идеологии тема «прав трудящихся» давно вытеснена рассуждениями о способности русского народа безгранично терпеть хамство и несправедливость со стороны своей правящей элиты как его главном конкурентном преимуществе в борьбе со своим главным геополитическим соперником — «проклятым Западом». Причем Запад рассматривается не просто как геополитический соперник, а как носитель вредоносных идей индивидуализма и прав человека, распространение которых грозит лишить «русский мир» его главного конкурентного преимущества.
Добавьте сюда в качестве последнего штриха клерикальный традиционализм — и вы окончательно убедитесь в том, что рашизм является разновидностью самого что ни на есть классического фашизма. Честным левым нечего делать в компании рашистов. Те из «красных», которые в этой компании оказались, в очередной раз послужили подстилкой ультраправым.
5 мая 2014 г.
За что идет война на Украине?
Вправе ли правительственная армия вести боевые действия против вооруженных мятежников? С формально-юридической точки зрения тут все просто. Если мятежник носит опознавательные знаки своего «незаконного формирования», он может претендовать на статус комбатанта. Если не носит, он просто бандит. В обоих случаях для правительственной армии он вооруженный противник, а значит — легитимная цель.
Однако поскольку речь идет о пролитии человеческой крови, нормальный человек не может не задумываться над тем, как его избежать. Он не может не принимать во внимание причины, побудившие мятежников взяться за оружие. И он неизбежно задается вопросом: а может быть, требования мятежников справедливы и им надо просто уступить? Есть высшая справедливость, которая выше формального закона. И если ради торжества формального закона требуется уничтожить изрядную часть населения мятежной территории, то, может быть, к черту такой закон?
