Девушка лишь пожала плечами, подняла с пола рубашку Метлицкого, надела на себя, подкатала рукава. Она всегда так ходила по квартире. Вадима это забавляло, тем более единственная деталь одежды легко снималась.
Из прихожей доносились голоса. Единственное, что могла разобрать Ксения, так это фразу Вадима: "Оставь себе. Ты же знаешь, не возьму".
Что ответил ему собеседник, было совсем не разобрать, да девушка и не пыталась. Она никогда не задавала вопросы о личной жизни, о работе. Считала это излишним. Если Метлицкий захочет, то расскажет сам. Так уж повелось в их непонятных отношениях.
Вадим вернулся, лег рядом с девушкой на кровать, взял с пола пепельницу, поставил ее к себе на живот, закурил. Он несколько минут молчал, так, как будто собирался со словами и мыслями.
- Андрей приходил, - тихо проронил он. - Уже восемнадцать лет парню, не могу привыкнуть, что он студент и самостоятельный.
- А кто это? - спросила Ксения. Она не слышала этого имени, хотя уже была знакома со многими друзьями Метлицкого.
- Мой сын. Он на два года младше тебя. Не знаю, что с ним делать и как себя вести.
- Поговорить с ним не пробовал? - усмехнулась девушка.
- Ксюха, вот что ты за девка ехидная? - Вадим засмеялся. - Я ей, значит, душу открываю, а она...
- Прости, - Ксения села поудобнее, положив ноги на Метлицкого. - Сколько же тебе было, когда он появился?
- Двадцать. Пацаном был сопливым. Папаша! Я когда его мать встретил, то казалось, что солнце за край неба упало, - он выпустил струю сизого дыма, продолжил: - Это любовь была с безумствами, цветами, стихами. Верка тогда первой красавицей на весь "поток" была, а я, дурак малолетний, еще на первом курсе с дружками на нее поспорил, что влюблю в себя. Так и вышло, - Вадим горько усмехнулся. - Поженились мы, нам даже комнату в общаге студенческой дали. Андрюшка появился, а я не знал, что с ним делать. Вера тогда на нем сосредоточилась, а я пошел подрабатывать, потом в кино позвали, и понеслось... Развелись мы, когда уже квартиру ей дали. Не мог я жену с ребенком оставить ни с чем. Общага-то семейная, а у моих родителей не развернешься. А что с Андреем делать до сих пор не знаю. Так его ждал, а когда он появился, я испугался, что не по силам мне быть заботливым с ребёнком. На руки было страшно его брать. Все казалось, что уроню... Теперь приходит иногда ко мне, денег просит, помимо тех, что я до сих пор им даю, но потом отдает, потому что гордый. В меня весь, - Метлицкий горько усмехнулся.
