— Совершенно верно.
— Ну что ж, закон есть закон. Его нужно строго блюсти. А вот командира, этого богатыря, не стоило бы отпускать. Вы как, полковник, согласны по моей просьбе продлить службу на Кавказе?
— Я подполковник, ваша светлость, — осмелился поправить князя Бакланов.
Воронцов усмехнулся:
— Запомните: наместник не может ошибаться не только в людях, но и в чинах. С сего часа вы — полковник. — Он обернулся к генералу. — Отпишите мою просьбу об оставлении Бакланова на Кавказе сверх срока.
Вместе с официальным запросом из Тифлиса ушло в столицу и личное письмо Воронцова военному министру Чернышову. Он писал: «Передайте, дорогой князь, государю, что я умоляю его оставить нам Бакланова. Этот человек дорог нам за свою замечательную храбрость, за свой сведущий ум, за военные способности, за знание мест, где он служит, за страх, который он внушил неприятелю. Не сегодня завтра вспыхнет война с Турцией. Нам не хватает отличных командиров. И нельзя таковыми бросаться!»
Вскоре пришёл положительный ответ.
На плацу были выстроены лицом к лицу два полка: старый, убывающий на Дон, и прибывший оттуда на смену новый — 17-й. Он поступил под командование Бакланова. Последняя минута прощания с тем недалёким прошлым, которое навечно оставило в памяти каждого отметину горячих схваток, боевых походов, лишений и невзгод.
Яков Петрович медленно объехал сотни, простился почти с каждым казаком, называя его не только по фамилии, но и по имени. Со многими он побывал плечом к плечу в нелёгких переделках, делил хлеб. А такое не только помнится, но и сближает, роднит.
Прибывший с 17-м полком подполковник Куропятов нетерпеливо поглядывал на часы.
— Дозвольте мне, подполковник, в последний раз скомандовать боевым товарищам, — попросил Бакланов.
Куропятов разрешил.
— По-олк, в походную коло-онну-у, ма-арш-ш!
Яков Петрович выехал в голову строя 20-го полка и повёл его за собой в последний раз.
Вскоре был бой, в котором вражеский стрелок угодил Бакланову пулей в левое плечо.
— Ваше благородие, вы ранены! — заметил ординарец Долгов.
— За полем наблюдай! — ответил командир, пытаясь скрыть от всех рану.
Когда кончился бой, Яков Петрович слез с коня.
— Зови фершала.
Пуля перебила ключицу и, разворотив тело, вышла на спине.
— Как же вы терпели столько времени? — отчитывал полковника фельдшер. — Нельзя ж так, ваше благородие, — и прописал ему покой.
Но на шестой день Якова Петровича подняла с постели стрельба и крики часовых. Он выскочил на крыльцо.
