Когда зашла в пустую квартиру, чувство огромной потери вновь охватило меня.
Кинув портфель в угол, я села на трюмо и снова начала плакать.
В очередной раз, хлюпнув носом, я повернулась и увидела в зеркале свое заплаканное лицо, в обрамлении шапки волос.
— Вот дура! Чуть не попалась! — пронеслось в голове.
Я сосредоточилась, и шапка волос на глазах стала уменьшаться. Вот только повторить то, что было на моей голове после больницы, не получилось. Волосы оставались ровным ежиком.
— Нет, так не пойдет, — решила я и, взяв ножницы, выхватила несколько клочков волос.
Взяв веник начала выметать эти клочки, потом решила протереть пол. Закончилось все, тем, что я убрала всю квартиру. И закончила только к шести часам.
Это здорово меня отвлекло от всяческих мыслей. Зато, когда мама зашла домой, у нас все сияло и блестело
— Мама! — крикнула я в коридор, когда услышала скрежет замка, — вытирай ноги! У меня там тряпка положена.
Мама зашла в комнату и поглядела по сторонам.
После похорон и всей суеты в квартире был страшный бардак. Сейчас же все стояло на своих местах, как всегда. Только на комоде появилась папина фотография, перевязанная черной лентой.
— Леночка, ну чего ты одна корячилась! — укоризненно сказала она, — в выходные мы бы вдвоем сделали уборку.
Выглядела она плохо, бледная, уставшая с мешками под глазами и по-прежнему в черном платке.
Я даже не стала отвечать на ее упреки и понеслась на кухню накрывать стол.
Когда мы заканчивали ужинать, я решила начать разговор.
— Мамулечка, — вкрадчиво обратилась я к ней, — мне кажется, что нам следует поговорить, как будем жить дальше.
— Чего это на тебя нашло! — вскинула голову мама, — опять хочешь школу бросить?
— Ну, зачем же бросить, есть ведь вечерняя школа, буду в нее ходить. И начну работать.
— Ох, и кем же ты горе мое работать собираешься? — вздохнула мама, — кто тебя на работу возьмет?
— Возьмут! — сказала я беспечно, — Клевина говорила, что в горбольнице санитаркой влегкую можно устроиться. А зарплата целых шестьдесят рублей. Представляешь!
— Представляю? — с непонятной интонацией сказала мама, — до сих пор вспоминаю, как в войну в госпитале на морозе белье стирали и раненых на себе таскали.
— Ну, сейчас же не война, — сказала я, — и на мороз никто меня не пошлет стирать белье.
Мама вздохнула и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.
— Делай Леночка, как знаешь, какая я теперь тебе советчица, — говорила она сквозь слезы, — только учиться все равно тебе нужно. Не хочу, чтобы ты всю жизнь утки за больными выносила.
