— Ох, Ленка! Есть Господь на белом свете, что родители тебя ко мне отправили. Натворила бы делов, вовек не разгребли. А может, ты уже людей жизни лишить успела? Признавайся! — прабабушка поводила корявым пальцем у меня перед носом.
Пришлось рассказать ей о случае в поезде.
Но за него бабушка ругать не стала, наоборот, пожалела, что я так мало сделала.
— Правильно, надо таким извергам рода человеческого укорот давать. Нужно было ему муди вообще с корнем выдрать и в очко выбросить, — рассержено сказала она.
— В какое очко? — удивилась я.
— Ну, в дырку в нужнике, — неохотно пояснила бабушка.
— Бабушка, — укоризненно сказала я, — что ты говоришь, меня бы кровью с ног до головы забрызгало.
— Ого! — с усмешкой воскликнула бабуля, — чую родную кровь, не стала возмущаться зачем, почему, а сразу по делу, как без крови обойтись. А этому я тебя научу, ничего сложного, — добавила она, выглянув в окошко.
— Хоть и никого вокруг не чувствую, — но береженого бог бережет, — сообщила она, закрыв раму.
Я тоже никого вокруг не ощутила о чем и сообщила бабушке Аглае. А потом спросила:
— Бабушка, ты папу нехристем обозвала, а сама в церковь не ходишь, и поп тебя боится, я еще в прошлом году видела, как он мимо нашего дома шел и плевался.
Та перекрестила лоб, глядя на икону в красном углу, и строго сказала:
— Господь в своей милости всех нас любит и жалеет. Мне для того, чтобы с богом говорить, попы без надобности. Я сама ему в грехах каждый день каюсь. Может он, в своей милости неизреченной позволит хоть умереть спокойно.
Она на миг остановилась, и мне снова удалось влезть со своими вопросами.
— Бабуля, а как ты думаешь, мальчик, что меня укусил, откуда взялся, и почему не пришел, как обещал? Он же сам предложил встретиться на следующий день.
— Сама в непонятках, — пожала плечами бабушка, — ну, для чего он тебе свиданку назначил, в этом все ясно — посмотреть хотел, как у тебя превращение идет. Эта, как ее мета… мита… митромоф… ага! Вспомнила, метаморфоза!
Бабушка гордо посмотрела на меня. Я тоже была впечатлена, такого мудреного слова мне еще слышать не доводилось.
— Бабуль, — а ты где слышала такое выражение? — тут же поинтересовалась я.
Та, наморщила лоб, и явно что-то припоминая начала рассказывать.
— Ленка, давно энто было. Еще при Николашке придурошном. Я тогда молодая, здоровая была, а годков мне было всего сорок. Как-то взял меня в прислуги врач наш уездный, Ребровский Иван Палыч.
Знал он, что ходют ко мне людишки болезные, вот и решил выведать, почему у него они все на кладбище переселяются, а у меня живехоньки. Я сдуру не поняла, чегой-то он мне должность предложил, и сразу согласилась, Федя то мой ненаглядный на японской войне сгинул, а я с дитями горе мыкала. Ко мне, кто тогда ходил лечиться — голь перекатная, они сами без копейки сидели. Так и со мной расплачивались, то картохи полмешка, то мучицы принесут. А тут Иван Палыч два рубля с полтиной обещал за месяц платить. Большие деньги по тем временам.
