— Все неймется тебе пьяница, добрые люди спят ночью, а не водку хлещут, — проворчала бабушка и обняла меня.
— Здравствуй внучка! Наконец тебя дождалась, — сказала она и тут же оттолкнула и начала пристально разглядывать.
— А это еще, что за дела? — вслух удивилась она, — ну-ка быстро, идем в дом.
— Эй, а меня ты, что не приглашаешь? — встревожился дед.
— Да идем уж, старый ты пень, — сказала бабушка и прошла в коридор.
Там на старом комоде стояла горящая керосиновая лампа. В ее свете мы прошли на кухню. Я, по привычке, войдя туда, щелкнула выключателем на стене, но лампочка не загорелась.
— Ишь, ты, — съязвил дед, — городские думают, что в деревне лепестричество все время есть. Не милая, дизель у нас ночами не работает. Мишке-дизелисту тоже спать надобно. Включат только в пять часов, когда доярки на дойку пойдут, Ныне у нас два доильных аппарата привезли, так они эту, как ее? Апробацию проходят.
Бабушка, тем временем, зажгла еще одну лампу, и в комнате стало светлей. Она отодвинула крышку русской печи и вытащила оттуда противень с пирогами. После чего откуда-то достала четвертинку водки.
Дед оживленно потер руки, глянул на ходики.
— О, как раз половина третьего утра, пора петухам первый раз кричать, — сказал он и набулькал себе полный стограммовый стаканчик.
— Эх, хорошо проклятая пошла, — крякнул он, после того, как одним махом проглотил его содержимое. Потом схватил пирог и начал есть, соря крошками.
Бабушка поморщилась, но ничего не сказала и налила мне кружку чая из стоявшего на столе самовара.
— Бери пирожок вот этот со щавелем, тебе же они нравятся, — посоветовала она и придвинула ко мне противень.
Сама она ничего не ела, сидела напротив, подперев подбородок руками, и озабоченно разглядывала меня.
Дед допил водку и порывался что-то спеть, но стоило бабушке сдвинуть брови, как он вскочил и, схватив картуз, вышел в коридор.
— Ты, эта, меня толкни часиков в шесть, — сказал он бабушке из дверей, — пойду коров по деревне собирать, а пока на сеновале твоем покемарю.
— Иди-иди, — ответила бабушка, — разбужу, куда денусь.
Потом она повернулась ко мне и нахмурила брови
— Так, — сказала она, — сейчас давай разбираться с тобой. Оборотня след чую.
— Рассказывай, что произошло.
Сейчас бабушка совсем не казалась доброй и старой. Она пристально смотрела на меня и ее губы шептали наговор.
На море на Окиане, на острове на Буяне, на полой поляне, светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый; а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц— золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гады, чтобы они серого волка не брали и теплой бы с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской.
