Плохо. Очень плохо.
— Чё-т ты приуныл, шеф. Выше нос, есть и интересные вести.
— Докладывай.
— Докладаю…
— Пожалуйста, перестань терзать мой мозг этим словом. Ты меня знаешь, я многое могу простить…
— Ладно, но можно тогда закурить?
— Неприемлемо.
— Шеф, я со вчера не курил, жить уже не хочется, — принялся канючить этот мерзавец. — В джунглях нельзя, свет выдаст, а здесь всё и так прокурено, работорговцы коптят стены дешёвым табаком. Ну когда мне ещё удастся нервы успокоить? Шеф?
Я тяжело вздохнул.
— Ладно, в качестве особой привилегии…
— Вот спасибо! — Он немедленно зажал в зубах сигару. — Докладываю: Себастине удалось подслушать разговор работорговцев, через два дня на остров прибудет Шир-Кан, ему уже послано ментальное сообщение. Всех тэнкрисов, которых скупает Блоп, забирает именно он.
— Ошибки быть не может?
— У нас — нет.
— Хм… то есть может статься так, что Блоп не является главным организатором охоты на тэнкрисов.
— Но если не он, то кто? Шир-Кан?
— Это нам и придётся выяснить, тан эл'Гайна. Не всё спокойно в тёплых водах юга.
— У нас никогда не было всё спокойно, — ответил контрразведчик. — Пираты, междоусобицы, пираты, контрабандисты, пираты, работорговля, пираты… Очень много пиратов даже в этот просвещённый двадцатый век.
— Но феодалов раньше не похищали.
— Так что делать-то, шеф? — спросил негодяй Дорэ, раскуривая сигару. — Вроде должны были брать этого кальмара за жабры, как только пропажу найдём? Пропажу не нашли, времени мало, ящерица пока держит мину, но скоро он сдаст и расколется. Наши трупаки тоже не вписываются в местное общество, на них косо смотрят.
— Передай Харгасу, чтобы завтра духу его на острове не было. Куда он денется и как, — мне плевать, что с ним будет дальше, — тоже, пусть сгрузит упырей в море, доберутся обратно по дну>[11]. Пусть исчезнет. Также просигналь на "Амадас Трэйс", чтобы ждали подхода "Хромца". Когда Шир-Кан войдёт в лагуну, пусть перекрывают вход и устраивают фейерверк. Мы начнём веселье на суше. Всё понятно?
— А как же! — он глубоко и с удовольствием затянулся, поглядывая на меня сквозь зачарованные линзы ночного зрения. — Всё передам. Освободить сейчас не могу, сам понимаешь, придётся подождать, но ты держись тут, и хорошего расположения духа.
— Я не вечно здесь пробуду, знаешь?
Адольф перестал улыбаться, потушил сигару и растворился в темноте, оставив на память лишь ненавистный запах табачного дыма.
— А ваш подчинённый много себе позволяет. О субординации в Имперре не слышали?
