Хорошо очерченный подбородок, фактурные скулы и большой лоб выдавали натуру цельную и целеустремлённую. Взгляд серо-зеленых глаз был пронзителен. И только пушистые ресницы придавали образу некую мягкость.
Казалось бы, он должен быть словоохотлив и лёгок в общении, но он был молчалив, несколько угрюм и только в кругу близких друзей расслаблялся. Он имел феноменальную память и поразительное логическое мышление, чем очень часто ставил в тупик заядлых спорщиков и словоблудов. Умение использовать факты и анализировать их, могло бы сделать его блестящим аналитиком, но он любил свою профессию, был ей предан и никогда не собирался менять её.
Его страстью были исторические романы. И он с упоением их сочинял. Скрупулёзно изучая тот или иной исторический период, он выискивал что-нибудь интересное и выбирал этот период, как красочные декорации для своего романа.
Это был кропотливый труд, но когда он натыкался на «золотую жилу», как он говорил, то его глаза начинали искрить лихорадочным огнём. Он погружался в свой мир, забывая о реальном. Спал по 3–4 часа в сутки и ел один раз, когда Марина, переживая за его желудок, уговаривала его что-нибудь съесть.
Как она любила эти времена! Её лихорадило не меньше, чем его. Она понимала, что присутствует при рождении Нового. И с нетерпением ждала, когда она, его первая читательница, возьмёт в руки его детище, а еще теплые страницы, отпечатанные на принтере, будут пьянить её своим запахом. От них веяло жизнью, новым приключением и всегда, в каждом произведении, она угадывала частичку себя, и её сердце сладостно трепетало, как при первом поцелуе. Это был их маленький секрет. Она знала, что он делает это нарочно, будто снова и снова объясняется ей в своей любви.
И вот теперь, прислушиваясь к звукам в кабинете, она с тоской думала о его мучениях. С момента их ссоры он не написал ни строчки. Письменный стол, обычно заваленный десятками книг, журналов, справочников, был девственно чист.
Семён монотонно расхаживал по кабинету и, кроме звука шагов, не было слышно ничего, что обычно сопровождало «процесс»: щелчки клавиш, шуршание страниц, бормотания, ругательства, стук ящиков стола и многое другое.
Когда Марина осмеливалась приоткрыть дверь, то она натыкалась на его взгляд. И он пугал её. Его глаза были темны, как бездна, и не понятно было, о чём он думает. Марина боялась даже громко дышать, не то что заговорить. Каждый день она уговаривала себя начать разговор, но, как только выдавалась подходящая минута, решимость её сразу улетучивалась и всё оставалось как есть до «следующего раза».
