Боясь, что слова его могут показаться высокопарными, он неожиданно замолчал. И, проведя рукой по штакетнику, добавил:
— Жаль, не удалось жизнь свою как следует прожить.
И, как бы отметая возможные возражения, решительно взмахнул рукой.
Мы молча постояли у изгороди, прислушиваясь к голосам вечерней улицы.
— Ну да ладно, — сказал Бородин, — пойду-ка спать, хотя в такие ночи, когда такая луна, трудно уснуть.
Я остался один у калитки, смутно на что-то надеясь, в то же время не желая признаться себе в том, чего я жду. Я убеждал себя в том, что мне просто надо побыть одному, обдумать все, свалившееся на меня в эти дни.
Я думал о Бородине, Найдич, Старкове, жене Бородина, о моих новых студеновских знакомых.
Думал об Асе. Ася! Вот кого мне хотелось увидеть сейчас.
«Может, и выйдет на улицу?» — думал я, вглядываясь в темноту. Я так упорно ждал ее появления, свидания с ней, что не удивился, заслышав легкие шаги, увидев мелькание белого платья между густыми деревьями на противоположной стороне улицы.
— Ася, — негромко окликнул я.
Мне показалось, что она нисколько не удивилась этому оклику, словно ждала услышать его.
— Это вы? — сказала она.
Я подумал, что она тоже обрадовалась встрече.
— Какая ночь! — сказала она, поравнявшись со мной, подняв лицо к ночному небу.
Как и в прошлые ночи, оно было густо усеяно звездами. Мы завороженно смотрели на эти тихо мерцающие крупные звезды. Они казались нам как бы тайными знаками, которыми был зашифрован смысл нашего бытия, смысл жизни каждого из нас.
