— Я хочу опять быть просто человеком! — вою я.
Шеф подсаживается ко мне, обнимает участливо, и пока я, ткнувшись лбом ему в грудь, размазываю сопли и слезы по его рубашке, терпеливо, уже в который раз втолковывает мне, что "просто человеком" я никогда и не была.
— Но если хочешь, можешь им стать, — успокаивает он меня с чуть заметным сарказмом. — Оставайся на Земле. Живи, как жила. Открывай Врата. Ходи иногда на рынки на Изагре, загорай на пляжах Пантэ. Если уж очень захочешь, станешь гадалкой или ведуньей. Будешь заикание лечить, порчу снимать.
— Не хочу я порчу снима-ать! — реву я снова.
— Значит, будешь наводить.
— И наводить не хочу-у-у!
— А чего хочешь?
— Ничего не хочу-у-у!
— Не бывает так, чтоб совсем ничего не хотелось. Подумай. Определись.
— Водки хочу, — определилась я.
Шеф упрямо качает головой:
— Водки, милая моя, тебе нельзя. Ты мне сейчас нужна трезво мыслящая. Или для начала, хотя бы трезвая.
После таких слов я завываю уже похлеще солейских оборотней, обзываю шефа жадным бездушным ящером и вовсю оплакиваю себя, заводя извечное бабское: "и никто меня, бедную, не любит, и никому я, разнесчастная, не нужна!".
— Почему сразу — не нужна? — ухмыляется дракон. — Между прочим, пока ты спала, бывший твой приходил.
— Да? — недоверчиво переспросила я, враз прекращая рыдать. — И чего хотел?
— Понятия не имею. Пришел, разорался. Я испугался, что тебя разбудит. Пришлось утихомирить.
— Надеюсь хоть не на веки вечные?
— Да что с ним станется? Ты лучше о себе подумай.
Я подумала.
— У-у-а!
— Снова-здорово! — отмахнулся Рошан. — Между прочим, ночь на дворе. Еще часок так повоешь, и соседи милицию вызовут.
Скорее уж живодеров. Чтоб нашли и пристрелили ту суку, что не дает им спать. Только брать себя в руки и успокаиваться я пока не собираюсь, ибо как только я перестану себя жалеть, меня ждет серьезный разговор о моем светлом будущем. А я к нему еще не готова.
— У-у-а!
— Ладно, ты здесь пока пострадай, — разрешил шеф, — а я пойду, чайник поставлю.
Когда он уходит, на колени ко мне впрыгивает кошка, тыкается носом в опущенную руку. Кошку зовут Луиза. Или просто Лушка. Она мягкая, теплая и очень ласковая. Когда я ложусь, она укладывается рядом. Какое-то время ее желто-зеленые глаза глядят на меня внимательно и задумчиво. А потом Лушка опускает голову на лапы, прищуривается, и до моего слуха доносится тихое, довольное мурчание. И от этого мурчания, и от теплого комочка, прижавшегося к моему плечу, приходит ощущение покоя и умиротворения. Я засыпаю.
