Вскоре я оказался возле Сены. Здесь вдоль набережной расположились очаровательные лавочки, полные всякой всячиной из прошлой жизни. Я долго разглядывал старинные плакаты, диски, журналы и массу старых, забытых и вышедших из употребления вещей. Теперь они могли служить прекрасными сувенирами, несущими куда более сильный эмоциональный заряд, чем металлические брелки в виде Эйфелевой башни.
На противоположной стороне, как оказалось совсем не широкой, болотно-зеленой Сены группа бомжей распивала свой аперитив. Один из них повернулся к реке, расстегнул ширинку и, при ярком полуденном свете, на виду у толп проходящих вдоль набережной туристов, принялся мощной струей добавлять желтизны и вони в и без того уже засранную воду.
С величайшим удовольствием я посидел на скамейке возле Собора Парижской Богоматери, представляя себе, что из него вдруг выйдет горбун Квазимодо или пройдет передо мной красавица Эсмеральда. И даже голуби, порхающие перед собором, казались мне не такими, как в других городах, как будто они сами являлись частью этой истории.
На другой день я побывал в Лувре, затем съездил в Версаль, посетил Центр Жоржа Помпиду, походил по местам Пабло Пикассо и вдоволь посидел в уличных кафешках, окунаясь в местную атмосферу.
И когда мой самолет стал набирать высоту, стремительно унося меня обратно домой, в Америку, оставляя за иллюминатором быстро удаляющийся Париж, я уже опять тосковал о нем, а в голове звучали слова из песни Высоцкого: «В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке!»
За тридцать лет жизни в Америке я так и не смог понять почему американцы произносят борщ как «боршт». Вероятно, кому-то пришло в голову, что русская буква “щ” будет звучать в английском наиболее близко к ее нормальному русскому произношению, если ее изобразить сочетанием букв “scht”. Таким образом получился borscht. Если к этому боршту прибавить еще и бабу’шку, обозначающую не старушку, а только платочек, как неизменный атрибут одежды русских бабулек, то мы начнем понимать, как представляют себе русскую культуру средние американцы. И уж конечно никак нельзя не упомянуть “русский рулет”, о котором я ни разу не слышал, пока не приехал в Соединенные Штаты. Впервые услышав название Russian roulette, я естественно представил себе любимый мной с детства маковый пирог. Каково же было мое удивление, когда мне объяснили, что Russian roulette – это смертельная игра с заряженным одной пулей револьвером!
