Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза» | страница 37
«Вскоре больному стало лучше, и он был переведен для дальнейшего лечения в Горки, где состояние его продолжало улучшаться. С помощью Надежды Константиновны Ленин много занимался восстановлением речевых нарушений, учился писать левой рукой. Когда в ноябре того же года Бехтерев нанес ему в Горках второй визит, Ленин самостоятельно ходил и уже произносил практически все слова, хотя и испытывал затруднения в построении фраз. Его состояние значительно улучшилось. Однако по просьбе родных доступ к нему с июля был резко ограничен. Консультация Бехтерева на этот раз оказалась заочной. Она сводилась к советам о дальнейшей тактике лечения» [46, с. 256].
Как интересно, не правда ли? Родственники воспротивились визитам врачей, визитам, которые уже дали положительный эффект! Логичнее предположить, что этим визитам воспротивился главный «смотрящий» за здоровьем вождя.
И тем не менее к ноябрю здоровье Ленина, как мы видим, улучшилось кардинально. Что же происходит дальше?
В январе 1924 года в состоянии здоровья председателя СН К внезапно наступает резкое ухудшение. Надо сказать, что наступило оно очень своевременно для Сталина —16–18 января 1924 года в Москве проходила 13-я конференция ВКП(б), предварявшая 13-й съезд партии (23–31 мая 1924 г.), выступление на конференции выздоровевшего вождя в планы Кобы наверняка не входило. 21 января 1924 года в 18.50 вождь большевиков скончался.
На тот момент Сталин еще не располагал знаменитым впоследствии «чемоданчиком Генриха» (саквояж наркома внутренних дел Г. Ягоды с «продукцией» специальной лаборатории ядов при ОГПУ — НКВД СССР), охрана Ленина также, вероятно, не принадлежала Кобе с потрохами, поэтому нет фактических оснований подозревать, что Ильичу помогли умереть. Но три вопроса все-таки хотелось бы прояснить.
«В дни всенародной скорби после кончины 21 января 1924 В.И. Ленина ЦК партии и Советское правительство получили свыше 1000 телеграмм и писем с просьбой не предавать земле, а сохранить навеки тело Ленина. Утром 22 января профессор А.И. Абрикосов забальзамировал тело для сохранения его до похорон» [10].
Вопрос первый. Каким образом письма (да и телеграммы тоже) в таком количестве могли дойти до «ЦК партии и Советского правительства» за несколько часов преимущественно ночного времени, прошедших от момента смерти вождя до момента его бальзамирования?
Вопрос второй. Письма и телеграммы скорбящего народа — это понятно, но кто конкретно в ЦК предложил (причем ночью, наспех) произвести бальзамирование тела человека, умершего всего несколькими часами ранее?