– Грядет кризис, – продолжил он. – Франции будет очень трудно справиться с ним.
Совсем недавно я выслушала противоположный прогноз. Похоже, в наши дни всякому мужчине есть что сказать по поводу экономики, а меня эта тема не интересует абсолютно.
Но я решила немного поиграть с ним в его игру. И слово в слово, будто попугай, повторила все, что Мессими говорил мне по поводу Прекрасной эпохи. Если мой собеседник и удивился, он никак себя не выдал.
– Я говорю не только об экономике, но об общем упадке, о личностном распаде, о кризисе духовных ценностей. Как вам кажется, люди уже привыкли к этой штуке для бесед на расстоянии, которую американцы притащили на парижскую выставку и которая уже заполонила Европу? Миллионы лет человек говорил только с теми, кого мог увидеть. Внезапно, за какие-то десять лет, ему разделяют «видеть» и «говорить». Нам кажется, будто мы легко осваиваем новинки, но мы не замечаем, какое огромное влияние они оказывают на нас. Наше тело не успевает к ним привыкнуть. В результате, когда мы говорим по телефону, мы впадаем в состояние, схожее с религиозным трансом, мы слышим и видим удивительные вещи о нас самих.
Подошел официант со счетом. Мой собеседник умолк, ожидая, пока тот не отойдет на некоторое расстояние.
– Я уверен, что вас огорчает обилие афишек, где всякая вульгарная голая танцорка называет себя преемницей великой Маты Хари. И так во всем – никто не желает понимать. Еще греческие философы… Простите, я не утомил вас?
Я качнула головой, и он продолжал:
– Оставим греческих философов грекам. Все, что они говорили тысячи лет назад, верно до сих пор. Нигде не происходит ничего нового. На самом деле я хотел бы сделать вам одно предложение.
«Еще один», – меланхолично подумал я.
– Поскольку здесь к вам уже не относятся с тем почтением, какого вы заслуживаете, быть может, вы не отказались бы предстать перед публикой в городе, где ваше имя уже прогремело и где вас считают одной из величайших балерин современности? Я имею в виду город, откуда я приехал – Берлин.
Это было чрезвычайно заманчивое предложение.
– Если хотите, я могу представить вас своему импресарио…
Но мой собеседник перебил меня.
– Я предпочел бы договариваться напрямую. Ваш импресарио… мы, немцы, да, впрочем, как и ваши французы, не особенно любим иметь дело с этой нацией.
Я никогда не понимала, как можно испытывать к людям неприязнь из-за их религии. Я видела, как относились к евреям, а в бытность мою на Яве мне рассказали о страшной резне, устроенной людьми, молившимися богу без лица – они поклонялись священной книге, утверждая, будто книгу эту какому-то их пророку, чьего имени я тоже не запомнила, продиктовал ангел. А однажды мне подарили книгу под названием Коран – просто, чтобы я могла полюбоваться арабской каллиграфией. Но мой муж, обнаружив подарок, попросту приказал прислуге сжечь его в печи.
