Городок Милютин | страница 4
Ей пришла в голову замечательная мысль поцеловать спящего молодого супруга, приласкаться к нему, а потом, может быть, и…
В дверях гостиной оба супруга и встретились.
И без лишних слов принялись целоваться и обниматься, воспламеняясь таким жарким любовным огнем, какого уже давно не испытывали. Сладость их поцелуев и ласк была тем более проникновеннее, что никакой одежды по ночам супруги не носили.
И вот, продолжая обниматься и целоваться, они как-то ухитрились вернуться в свою спальню, и там, на своем супружеском ложе, позабыв о всех прежних спорах, разногласиях и расчетах, в сладчайшей любовной игре не только принесли друг другу целый океан радости, но и зачали своего первого ребенка. Всего детей у них будет пятеро. Впрочем, это выяснится несколько позже…
Еще в одном милютинском доме шестнадцатилетняя Лена Проскурина, она же Пинк, подошла поздним вечером – примерно через час после той грозы - к зеркалу и критически себя осмотрела, даже высовывая язык.
«Нет, не буду я делать пирсинг!» - решила она. – «Мама права! Это не просто глупо, а очень глупо!»
И тут же мысли Лены потекли и дальше в соответствующем направлении. Вспоминая свои последние стычки и споры с матерью и с отцом, Лена принялась краснеть от стыда, а потом вдруг так на себя рассердилась, что сказала своему отражению:
- Ты идиотка, ясно? И за всю свою глупость заслуживаешь самого жестокого наказания!
И Лена, немного подумав, вдруг сделала совершенно неожиданную даже для себя вещь: она скинула свои домашние шорты, сняла трусики, и, вытащив из своих джинсов ремень, отправилась в комнату к маме.
Мама, Эльвира Михайловна, почему-то стояла в комнате лицом к двери, как будто бы зная, что дочь сейчас войдет.
И, увидев Лену в одной маечке, она ничуть не удивилась, а только молча указала глазами на диван.
Лена отдала ремень маме, и, став у дивана на колени, легла на него животом, предоставив свою голую попу в полное мамино распоряжение.
Эльвира Михайловна, подняв маечку дочери повыше, сказала:
- Попу не напрягай! Будет больнее.
- Хорошо, мамочка! – послушным голосом отозвалась Лена.
И мамочка, взяв в руки ремень поухватистее, принялась пороть дочь без всякого снисхождения, но и без лишней жестокости. Это было наказание не ради боли, а ради острастки!
Вскоре вся Ленина попа сплошь покрылась красными полосами. При этом Эльвира Михайловна не чувствовала никакого исступления или гнева. Она просто делала то, что хотела сделать уже давным-давно, да все как-то руки не доходили!