Но терапевту всё ещё не хотелось заниматься формальностями, тем более при живом, находящемся здесь же хирурге. Михалыч шепчет коллеге: «Пишите посмертный эпикриз, пожалуйста». Хирург же, глянув на лежащее тело, чуть не подавился: «Да какой посмертный! Я больную не видел. Чё вы мне её подсовываете?» И уходит. Михалыч, сознавая, что неприятность тяжёлым бременем ляжет на всю больницу, говорит обеспокоенной родственнице, которая уже услышала, что её бабуля умерла, но до конца ещё в сие не поверила: «Сейчас в реанимацию повезём. Попробуем спасти». С этими словами он и выкатил каталку к лифту, взяв в помощники санитарку.
Любопытный читатель может спросить: а зачем лифт, если реанимационное отделение должно находиться рядом с приёмником? А я им могу ответить, что в нашем Царстве всё верх ногами или, другими словами, задом наперёд. Причём, как оказалось, у гражданских ситуация более аховая, нежели у военных. Если у последних, как вы помните, реанимация находилась на третьем этаже, то в больнице Михалыча её умудрились запихать аж на шестой.
Однако вернёмся в приёмник. Товарищ мой вызвал лифт, а сам делает вид, что выслушивает сердцебиение и с умным видом считает пульс. Собака-лифт как бы не торопится. Бабушка остывает. Родственница стоит рядом, ситуация становится критической. И тут Михалыч замечает, что санитарка потихоньку, незаметно, ногой начинает трясти каталку. По инерции вместе с каталкой, только чуть с большей амплитудой, трясётся умершая. Ну, вроде как живая. Друг мой несколько успокоился и говорит внучке: «Да вы присядьте. Щас всё сделаем». Одновременно с усевшейся в кресло дочкой распахнулись двери лифта. «В реанимацию! Срочно!» — крикнул товарищ показательно громко, что его стало слышно не только во всём приёмнике, но даже на пандусе.
Поднявшись на шестой этаж, товарищ мой позвал реаниматолога и объяснил ситуацию, кончив цитатой из фильма «Белое солнце пустыни»: «Мертвому, конечно, спокойней, да уж больно скучно».
Коллега-реаниматолог, глянув на тело, лишь спросил тихо:
— Рёбра-то хоть сломал? А то на вскрытии не похвалят…
— Конечно, сломал, я же ещё помню патолого-анатомические показатели качественных реанимационных мероприятий, — ответил Михалыч. — Пошли писать помощь, — потянул он за рукав коллегу.
— Пошли… — согласился коллега.
Через тридцать минут мой товарищ спускался вниз и соболезновал: «Мол, примите наши… Мы старались и так далее».
На вскрытии, кроме двух сломанных рёбер ничего не нашли (здоров!). Как и положено в таких случаях, в эпикризе написали: «Острая коронарная смерть». И закрыли тело.
