деньжат подавай.
Мы доходим до моста. Вода внизу сочится между зазубренными каньонами валунов, застывают заводи льда, розовая заутреня на пене крохотных быстрин – вдалеке коттеджи Сентервилля, и снежный горб луговины, и намеки на нью-хэмпширские леса, в глуши которых здоровые мужики в брезентовых куртках теперь с топорами, в сапогах, с цигарками и с хохотом гонят старые грузовички «РЕО» по колдобинам просек среди сосновых пней к дому, к хижине, к мечте о Новой Англии в наших сердцах.
– Чего-то ты притих, Загг, – эта клятая Мэгги Кэссиди точно плохо на тебя действует, она тебя охомутала, паря!
– Ни одной девке не давай на себе ездить, Загг, – любовь того не стоит – что такое любовь, пшик. – Джи-Джей был против. Елоза – нет.
– Нет, любовь – это здорово, Мыш, – есть о чем подумать – сходи в церковь помолись, Загг Малявка! Женись на ней! Трахни ее! Прикинь, да? И за меня тоже хорошенько!
– Загг, – серьезно советует мне Гас, – трахни ее, а потом брось, послушай совета старого морского пса: бабы ни на что не годны, навсегда записано это в звездах – Ах! – отворачивается, весь аж почернев. – Поддай им под задницу, поставь на место – На свете и так много страданий, смейся, плачь, пой, завтра – фигня – Не давай ей себя свалить, Заггут.
– Не дам, Мышо.
– Прикинь, да! Глянь, вон Билли Арто канает – уже и ручки потирает перед новым днем.
Ну конечно же – Билли Арто, который жил со своей мамой и каждое утро не вставал из постели, а выпрыгивал, ухмыляясь, подходит к нам, потирая руки, на всю улицу разносился холодный жилистый шорох его рвения.
– Эй, парни, обождите – Дайте чемпиону по шахматам подойти!
– Это ты – чемпион по шахматам? Хо хо.
– Чего-о?
– Да я своей тактикой бомбардировок вас всех разгромлю.
– Прикинь, да? Ты глянь на его книжки!
Пререкаясь, дурачась, мы шагаем без единой физической паузы в школу мимо церкви Святого Жан-Батиста этого громоздкого трущобного Шартрского собора, мимо заправочных станций, многоквартирных домов, дома Винни Бержерака – («Дрёбаный Винни еще спит… его даже в техникум не взяли… все утро сидит читает „Восхитительные Правдивые Любовные Истории“, да трескает „Дьявольские Кексики Дрейка“ с белыми сливками в серединке… еду же никогда не ест, живет одними кексиками… Ах чё-орт возьми, я знаю, мы вчера уже прогуляли, но у меня сердце к Винни так и рвется этим серым печальным утром».)
– Нам бы поосторожнее – два дня подряд?
– А ты вчера слыхал, чё он сказал? – сказал, что он сейчас озвереет по сексу и засунет себе голову в унитаз! – Мимо Городской Ратуши, на задах ее библиотека, и уже какие-то старые бродяги собирают еще дымящиеся бычки у двери в зал периодики, ждут, пока в девять откроется, – мимо Принс-стрит («Вз-зиу-у, только прошлым летом мы тут играли, Загг, какие хоумраны, какие тройные, как великий Скотч подавал намертво – жизнь такая
