Бобби подошел к Юле и взял ее за руку. В этот момент открылась входная дверь. На пороге стоял Алексей. Нет, в этот раз он не был пьян. Но его бледное, отрешенное лицо было во много раз страшнее того, что Юля не раз видела во время белой горячки.
Они с Бобби замерли в ожидании. Однако Алексей словно превратился в статую. Он невидящим взглядом смотрел сквозь них и не спешил начать разговор.
– Алекс, – Бобби взял на себя инициативу, – ты звонил Юле и сказал, что с вашим сыном что-то случилось. Это правда?
Юля от напряжения впилась в руку Бобби.
Алексей мотнул головой и вроде бы как сосредоточил свой взгляд на стоящей перед ним паре.
– Да, я звонил.
Мужчина снова замолчал. Было видно, что слова даются ему с трудом.
– Ну говори же! – не выдержав, прокричала Юля и интуитивно сделала шаг в его сторону.
– Ильи больше нет…
Эти страшные необратимые слова повисли в воздухе. Они словно щупальцы огромного осьминога неторопливо и плавно, но в тоже время неотвратимо заполняли свободное пространство вокруг себя, постепенно проникая в глубь сознания, которое отталкивало их и отказывалось принимать.
Юля села на скамейку и прижалась спиной к белой холодной стене городской больницы. Мимо нее быстрым шагом проходили врачи и медсестры, не спеша передвигались пациенты, иногда вдруг проезжала каталка, на которой везли в операционную, почти каждую минуту включалась громкая связь и администратор вызывал дежурных врачей в приемную.
Это была какая-то другая реальная жизнь, в которой ей больше не было места. Пять минут назад все изменилось. Пять минут назад Юля опознала собственного сына. Она не отказывалась делать этого, не истерила, даже не плакала. Словно случайный наблюдатель, она послушно делала все, что ей говорили окружающие.
Когда патологоанатом приоткрыл простыню, и она увидела иссиня-белое лицо сына, то ни один мускул не дрогнул на ее лице. Юля лишь протянула руку и нежно провела ладонью по уже холодной щеке. Она стояла и не сводила глаз с сына почти час. И никто не посмел перечить ей. Это было Юлино время. Оно было ей нужно, чтобы вновь и вновь обращаться к прошлому, чтобы найти в нем утешение. Ведь будущего у нее и у ее сына больше не было.
Юля оказалась в болезненном вакууме. Ничто ее не трогало, никто не мог достучаться до нее. Она закрылась в своем собственном мире, где маленький Илья продолжал играть с ней в прятки и весело хохотал, когда она находила его и начинала обнимать и щекотать. Они вместе за руку гуляли по парку и ели мороженое, а потом катались на какой-то детской карусели. Она нежно гладила его по горячей голове, когда он впервые заболел гриппом, а затем с ложки поила черным чаем с малиновым вареньем. Было много всего, что надо было вспомнить.
