– Ползать у меня в ножках будете, не прощу! – смерил их уничтожающим презрительным взглядом Рожин. – Мразь! На кого башки подняли? Легат узнает, живыми прикажет в землю закопать. Забыли Сеньку Ушастого? Веселый был парнишка. Соображал. Только под себя греб золотишко. Где он теперь?
И Хрящ, и Ядца подавленно помалкивали, отползая подальше от стола, за который опять уселся Кирьян.
– В каменном мешке его кости крысы догладывают. А тоже на Легата замахнулся… А вы, значит, с Дантистом паутину плетете? Вместе поживиться решили?
– С чего ты взял про Дантиста, Кирьяша? – осмелившись, подал голос толстяк. – Никаких сговоров у нас не было. Скажи, Хрящ? И в голову не приходило. А если что прошляпили?.. Что не так?.. Тут ведь тоже не медок. Это ты на готовенькое приехал. А нам пришлось обстановку разведать. Кистеня, этого местного королька, ублажить… Да ты все сам понимаешь, Кирьюш? Голова у тебя светлая. А если что, прости. Бумажку-то про тайный схрон мы же выведали у служки.
– И с монахом тебя свели, – присоединился Хрящ, утирая разбитую в кровь морду.
– А раз миром он ее не отдал, наверное, правильно ты его казнил, – закончил Ядца, кисло усмехаясь. – Поганец дорого запросил, вот и нашел свое.
– И с каждым так будет, кто башку подымать на меня станет! – уже миролюбивее рявкнул Кирьян. – Поняли, значит?
– А чего тут не понять.
– В морду не дашь, сами не попросите, – подвел черту Кирьян. – Ну-ка, посмотрите, что с дворником? Вроде как из-за нашего шума в себя пришел?
Ядца и Хрящ, почесывая бока, бросились исполнять поручение.
– Дубок! – окликнул Рожин Пашку, прижавшего у порога совсем закисшего мальчугана. – Давай сюда сучонка!
– Папка! – завизжал Игнашка.
От крика сына или от толчков бандитов Мунехин застонал, приоткрыл глаза на залитом кровью лице. Был ли он жив? Наверное, еще жил, хотя окружающее воспринимал с трудом и как ни силился подняться с пола, у него это не получалось. Ядца подлез к нему со спины, сел на пол, затащил его голову к себе на колено, чтобы тот мог видеть Рожина за столом. Хрящ вылил на Мунехина несколько ковшов воды, пока его не остановил Кирьян решительным жестом руки:
– Не убил, так хочешь, чтоб он захлебнулся?
– А пущай хлебает, – не успокаивался тот. – Заодно и умоется. Морды-то не видать совсем. Ядца, ты ему, урод, весь нос разбил.
– Не целился, – отмахнулся Ядца. – Будет знать, как на меня бросаться. Во! Совсем глазки открылись!
Мунехин действительно после водяного душа живее заозирался, ища глазами сына, и, найдя, успокоился.
