— Может, фанеру в ход пустили? — заметил кто-то.
— Если б фанеру, тогда б не горевали. Поставили б одну пушечку и все продырявили разом.
Впереди НП расположилась батарея лейтенанта Седова. Самсоненко вызвал его на связь и спросил:
— Лейтенант, видишь танки? Что собираешься делать?
— Подпущу малость и буду бить.
— Ну-ну! Только не зарывайся, не упусти момента.
— Есть, не упустить!
Я знал этого совсем молодого отважного лейтенанта, не унывающего в самых трудных переделках.
Как бы улавливая то, о чем я думаю, Иосиф Иосифович, положив трубку, сказал:
— На смертный бой идет, а весел. Между прочим, бой выигрывают веселые люди. Угрюмые проигрывают. Как считаешь, почему?
Я не ответил. Да и что, собственно, было отвечать? Пуля не разбирается, ей безразлично, веселый у тебя характер или нет. Легкие сердцем люди, наверное, просто немного удачливее.
Танковая атака между тем развивалась, и было не до посторонних разговоров.
— Седов, а Седов? Почему молчишь, почему не стреляешь? — кричал в телефонную трубку Самсоненко.
А Седов выжидал. Когда вражеские машины, развернувшись на ходу, подошли приблизительно на 200 метров, три седовских орудия заговорили. Один танк загорелся. В ответ немцы открыли неистовую стрельбу по обнаружившей себя батарее. Снаряд, попавший в ее расположение, ранил командира расчета, наповал сразил двух подносчиков снарядов, повредил орудие. Но два оставшихся продолжали стрелять и вынудили танки прекратить атаку и отойти. Откатилась под сильным ружейно-пулеметным огнем и следовавшая под прикрытием боевых машин пехота.
Не прошло и получаса, как последовала новая, еще более яростная и мощная атака. Было ясно, что под таким натиском нам не устоять, и поэтому, отбиваясь, наши подразделения начали отход. Это было сделано с разрешения командира дивизии. Я все время держал генерала Куликова в курсе того, как развертывался бой, и, когда обозначилось подавляющее превосходство противника, комдив приказал мне во что бы то ни стало сберечь людей.
— Смотри, Василий Митрофанович, ты отвечаешь головой за то, чтобы сберечь наших людей.
— Тогда надо отходить.
— Отходи.
— Но ведь тогда придется оставить деревни Дахновка и Свидовок.
— Ничего. Отойди к Сосновке. А ночью мы вернем деревни. Ночью немцы танки применять не станут.
В тот день мы попятились к Черкассам на четыре километра. И это дало возможность сохранить боеспособность подразделений.
Когда бой затих, мы дали людям отдых, накормили их. Такова уж доля штабного командира: когда солдаты спят, он бодрствует, готовится к завтрашнему бою. Когда же бой разгорается, ему и подавно спать некогда. Вот он и спит урывками, используя для этого малюсенькие «окна» между неотложными заботами.
