Вспомнилось, как года через два после голодовки хлеб уничтожил огромный, с куриное яйцо величиной, град, и семья еле дотянула до нового урожая.
И вот теперь, видя, как советские люди уничтожают свое богатство, я буквально страдал от горя и ненависти…
От артиллеристов мы пошли в штаб 893-го стрелкового полка. Дежурный по штабу доложил, что командир полка беседует с истребителями танков, и проводил на ближайшую поляну, где мы невольно оказались очевидцами такой сцены. Майор Кузнецов стоял в окружении красноармейцев. Беседовали о предстоящем бое.
— Снова танки на нас попрут, товарищ майор? — спросил командира полка красноармеец лет двадцати с веснушчатым лицом.
— Снова попрут, — вздохнул майор. — Уж очень фашисты долго топчутся на нашем направлении! А это, по всему видно, не входит в их расчет.
— И откуда у них столько этих самых коробок на гусеницах?
— Наклепали они действительно много. Но ведь с каждой подожженной нами машиной их у гитлеровцев становится все меньше. Значит, надо их выжигать!
— Да долго ли продержишься с бутылкой против танка? Бой-то не на равных.
— И какой же выход? Пропустить немецкие танки к Днепру, а самим в окопы спрятаться? — спросил Кузнецов красноармейца.
А тот обиженно ответил:
— А я ничего подобного, товарищ майор, и не предлагаю. Конечно, встретим фашиста как положено. Только обидно: он на тебя броней и гусеницами, а ты с гранатой да с бутылочкой.
— Почему с гранатой да с бутылочкой? Нашему полку придан противотанковый артиллерийский дивизион. Двенадцать стволов. Если каждое орудие подобьет хотя бы один танк, и то двенадцать машин. А артиллеристы стрелять умеют. Так что лазаря петь заранее не рекомендую. На победу надо настраиваться.
— Это верно, товарищ майор. Мои товарищи Володя Токарев и Сережа Петушков точно так же считали. Но оба погибли под гусеницами фашистских танков. А какие были ребята! Золото. Мстить за них я буду проклятым фашистам! В истребители добровольно записался. Но хорошо, чтоб и артиллерия по ним била, и наши танки чтоб давили немчуру.
Мы чувствовали, что и майор Кузнецов, и красноармейцы настраивались в душе на худшее. Они понимали, что ни им, ни их товарищам назад пути нет, понимали, что, вполне возможно, придется навсегда остаться на этом поле, как полегли уже Володя Токарев, Сережа Петушков и многие, многие другие сыны великой России. Конечно, и командир полка, и его собеседник надеялись, что и на этот раз вражеская пуля пролетит мимо, но война есть война.
