* * *
Мертвое тело вдруг задрожало и стало лопаться в разных местах, словно микровзрывы изнутри образовывали кратеры. А из этих кратерчиков шустренько стали выскакивать маленькие, миленькие паучата и, повиснув на ловушке, принялись стрелять по сторонам красными угольками глазенок. Им здесь положительно нравилось, а эта груда мяса обещала долгий запас пропитания. Достаточный, чтобы окрепнуть для самостоятельной жизни.
Паучата сыто блаженствовали, переваривая пищу, вдыхая свежий воздух, погружаясь в покой после судорожного прогрызания в жизнь, и еще не догадывались, в какую ловушку они угодили…
«…Была Надежда. И Надежда была Светом во Мраке. И Мысль шла по лучу Света, пока не стала Миром…»
— О, Верховный Айяр! Беда! Рудник пуст! Пропали все!.. Ни единого следа!..
«…Цель, требующая жертв, ведет в тупик», — вспыхнул в мозгу обрывок айята, и Айс вернулся в реальность. Перед ним, дрожа одновременно всеми перьями, склонился вестовой твердокрыл.
— И охрана?! — вскочил Айс.
— И охрана.
— Откуда известно?
— Я был там…
— Без приказа?!
— Там находился мой сын…
Айс не выдержал зрелища горя отца, потерявшего сына, и отвернулся. Это было ему слишком знакомо… «Айя… Айян… Айяна…»
Он метался по омерзительной пещере, заляпанной багровыми сполохами от чадящих факелов, воткнутых в расщелины стен. И хотя эта пещера была в несколько раз больше его семейной жилой ячейки в ныне разрушенном хрустальном гнездовье, ощущение тесноты душило Айса. Он понимал, что пещера тут ни при чем — теснота не вне, а внутри него, — но она стала символом этой тесноты, ощущение которой ярость и безысходность превращали в удушающую пытку. Неба! Сердце жаждало Неба!..
Айс устремился к выходу, бросив вестовому:
— Передай Айяру Айту, что я на рудник, и за мной живо!..
— Верховный Айяр! Тебе нельзя одному! — воскликнул вслед ему вестовой.
Айс резко остановился.
— Тебе можно было, а мне нельзя?
Красноречивое молчание вестового ответило ему: «Кто я для Стаи, и кто ты?!..»
— Ладно, — кивнул Верховный Айяр, — я подожду неподалеку. Только живо!.. — Все, все… Больше он не в силах терпеть эту пещеру!
Небо было хмуро и серо. Небо было мокро и зябко. Но это было Небо! И Айс ввинтил неистовую спираль своего полета в его благодатную бездонность. И, лишь ощутив разреженность чужих высот и приятную успокаивающую усталость, он перешел на парение, в общем-то несвойственное твердокрылам. Но Айс еще помнил удивительное ощущение мощного парения мягкокрыла, которое Высшей Волей ему дано было испытать…
