Неужели и вправду супружеская верность, в прямом и переносном смысле заложенная в основание холма Тоомпеа, — вымысел? Да и вся история о кургане, воздвигнутом безутешной вдовой, — литературная мистификация; сказка красивая, но — авторская?!
Казалось бы, само имя Линды на первый взгляд явно германского, средневекового происхождения: сокращение от Белинды, Мелинды или Розалинды. Однако считается, что Крейцвальд вывел его от древнейшего названия Таллина — Линданисе.
Топоним этот — безусловно, финно-угорского происхождения. Около тысячи лет тому назад он мог означать нечто вроде «Места городища», то есть местности, на которой существовало укрепленное поселение, по каким-то причинам более не используемое.
Верили ли его обитатели в то, что живут на холме, сложенном из доломитовых плит супругой легендарного богатыря? Проверить теперь сложно, но и исключать такую возможность нельзя. Во всяком случае, косвенное свидетельство тому можно обнаружить в городском пространстве Таллина и по сей день, хотя и непросто.
* * *
До автобусной остановки «Иру» из центра города без пересадки и не доберешься. От нее — еще полсотни шагов назад по ходу движения, затем — переход на противоположную обочину Нарвского шоссе, тропинка в перелеске с левой стороны от улицы Линнусе теэ.
Мы — у цели. Точнее — у массивной глыбы гранита, чей силуэт и вправду напоминает грузную человеческую фигуру. Изможденное женское лицо, поднятое с мольбой к небесам, призвано развеять последние сомнения: перед нами — окаменевшая Линда.
В народе ее называют Ируской матушкой или Ируской тещей — по имени ближайшей деревни Иру. Та, в свою очередь, позаимствовала имя у ближайшего городища Иру — еще одного предка Таллина, даже еще более древнего, чем Линданисе.
Сама скульптура значительно моложе: установили ее лишь в 1970 году. Рвением местных краеведов она встала приблизительно на том месте, где с незапамятных времен высилась Ируская баба — языческий культовый камень окрестных жителей.
Еще два века тому назад — в ту пору, когда юный Крейцвальд сперва учился, а затем учительствовал в Таллине, — крестьяне верили: переправиться через реку Пирита, не оставив до того каменной глыбе монетку — другую, — дело опасное, если не сказать — гиблое.
Тому, кто ехал в Таллин на ярмарку впервые в жизни или же отправлялся в город искать счастья ремесленного подмастерья, надлежало почтительно снять перед Ируской бабой головной убор, а затем — хорошенько угостить спутников выпивкой в ближайшей корчме.
