Но как переменчива погода в Саянах! Не прошло и 10 минут, как тучи разорвало, проглянуло голубое небо, блеснуло солнце. И сразу все засверкало, заискрилось в каплях прошедшего дождя, вновь защебетали птицы. А где-то вдали еще погромыхивает гром. Высветившее все кругом солнце явственнее обнаружило и приметы быстро наступающей осени. Видны охваченные легкой желтизной листья и ярко-красные гроздья ягод рябины, на березах уже есть полностью желтые ветви, черничник побурел и покрылся коричневыми пятнами. Сколько желтизны на кедрах! А земля уже — разноцветный ковер!
Часа в три из избы вышла Агаша и со словами: «Богородица избави от муки вечные» — принесла мне лестовку с написанной молитвой «Архангельское поздравление присветей Богородице». Из ученической тетрадки она сделала маленькую книжечку, прошив ее черными нитками, и в ней красным (заглавные буквы) и синим (прописные буквы) фломастером написала молитву. Прежде чем отдать мне эти ценные вещи, Агаша сама прочитала написанное, а я повторил. Она разъяснила, когда её читать и как сочетать с бобышками на лестовке, где делать поклоны и где креститься. «Береги, никому не давай! Это моя была лестовка», — напутствовала она. Я ответил: «Великая благодарность тебе, премного потрудилась!» — и был искренне рад доверию, проявленному ко мне, хорошим дружеским отношениям, установившимся между нами.
Через несколько минут Агаша, видя, что я уже сварил обед, принесла четыре краюхи своего темного, кислого хлеба, а затем и горячей печеной картошки. И все это с добро-застенчивой улыбкой… Дитя природы! Кстати, я иногда ловлю себя на том, что разговариваю с ней как с симпатичным мне, все понимающим ребенком. «Поешь горяченького-то», — говорит она и я с удовольствием принимаюсь за печеный картофель.
Когда Агаша с фанатичной верой говорит об аде и рае, загробной жизни, то, честное слово, не хочется разубеждать её в этом. Представляю, как невыносимо тяжко ей будет, если она потеряет эту веру. Ведь столько мук и лишений уже перенесено, столько отдано сил и здоровья ради веры в прекрасное будущее. Разрушить эту веру сразу, в одночасье было бы бесчеловечно! Ведь это хрупкое душой и телом существо не перенесет крах своих устоев, верований и привычек…
И вновь каньон Абакана заполняется белым туманом, исчезают вершины гор, вдалеке гремит гром, начинает накрапывать дождь. Бегу к костру заваривать таежный чай — листья и ягоды рябины, черники, брусники, багульника и, конечно, смородины, ведь ушедшие рисовать этюд (последний из намеченных десяти), вероятно, промокли и продрогли. Почти весь день дождь. К вечеру прояснило, похолодало, подул ветер.
